По обе стороны границы

30 ноября 1939 г. началась, а 12 марта 1940 года закончилась советско-финляндская война. Она продолжалась всего 105 дней, однако, несмотря на свою скоротечность, война эта является одной из самых трагических страниц в новейшей истории бывшего СССР и Финляндии. В настоящее время появляются многочисленные публикации на эту тему. В совокупности они дают достаточно объективную и детальную картину той трагедии.
Предлагаемая статья является частью монографии "Заложники новой границы: проблемы заселения и освоения Карельского перешейка в 1940-1960 гг." кандидата исторических наук, доцента, заведующей кафедрой Гуманитарных и социально-экономических дисциплин ВФ СПбГУСЭ Галины Большаковой.
Итоги советско-финляндской войны 1939-1940 гг. и войны-продолжения 1941-1944 гг. (так финны чаще всего называют Великую Отечественную войну) привели к мучительным миграционным процессам населения как в Советском Союзе, так и в Финляндии. По условиям мирных договоров (Московского 1940 г., перемирия 1944 г. и позже Парижского 1947 г.) Финляндия должна была освободить от присутствия гражданского населения завоеванные Советским Союзом территории, а советские переселенцы - их заселить и освоить.
В пределах нынешних границ Российской Федерации находятся северная и южная части отошедших территорий: Приладожье до широты, на которой расположена деревня Хиитола, административно входящая в состав Республики Карелия, а также Карельский перешеек, являющийся частью Ленинградской области.
Следует отметить, что начало исследованию темы положили краеведы Е.А. Балашов и В.Н. Степаков. В частности, Балашов собрал и опубликовал обширный краеведческий материал по истории финского и послевоенного периодов развития Карельского перешейка. Несомненно, достоин внимания сборник "Граница и люди", опубликованный в 2005 году коллективом авторов - участников экспедиции Европейского Университета в Санкт-Петербурге (Россия) и Университета Йоэнсуу (Финляндия), проводившейся в 2000-2003 годах на территории Приозерского района, а также Лахденпохского района Республики Карелия. В сборник включены разделы, посвященные воспоминаниям современных жителей региона о периоде эвакуации, переезде и налаживании жизни на новых землях. Тематика обозначенной проблемы становится основой для ряда диссертационных исследований. В настоящее время вопросы, затрагиваемые исследователями, приводят к определенному общественному резонансу не только в России и Финляндии, но и далеко за их пределами. Например, со стороны некоторых государств наблюдаются явные попытки подтолкнуть Финляндию к пересмотру границ с Россией, тем самым разжечь и использовать этническое противостояние. Это, в свою очередь, не может не влиять на стабильность отношений в регионе.
Трагедия военной и послевоенной поры заключается в том, что, по большей мере, ее переживает простой народ независимо от национальности, на долю которого выпадают такие страшные испытания, как утрата семейного очага, оставление родных мест и всего того, что входит в понятие "родина". В сороковые годы XX века это испытание пережили как финские, так и советские переселенцы. Трагизм положения финских карел заключался в том, что народ дважды покидал свою землю, унаследованную от дедов и отцов. Другой народ - советский, имеющий иную культуру, язык, традиции, ее заселял, но уже по-своему осваивал, часто нарушая и искажая отлаженную общественную систему жизни населения бывшей финской земли. Покидая переданные территории и переселяясь на новые места жительства в своей стране или за рубежом, финские переселенцы чувствовали себя изгоями - "эвакко", так как по отношению к ним использовали это слово ("эвакко"- от латинского evacuate, перемещать, опустошать).
В 1938 году секретно, а в начале октября 1939 года уже открыто Советский Союз в очередной раз потребовал переговоров и обмена территориями. В течение более двух месяцев в Москве велись безрезультатные переговоры. Финляндия упорствовала, так как передача территории, а также военно-морской базы в Ханкониеми, которые требовал Сталин, основательным образом снизила бы обороноспособность страны.
Угроза войны в то время была настолько очевидной, что финскому населению приграничных деревень, Выборга и островов Финского залива в целях безопасности было предписано покинуть родные места. С двадцатикилометрового коридора приграничных территорий было эвакуировано около 45 тысяч финских карел. Уезжая, жители очень надеялись на скорое возвращение. Из воспоминаний Яло Суурсохо, пережившего такую эвакуацию: “...Во вторник, 10 октября, в 18 часов 1200 жителей получили приказ ленсмана (ленсман - основное публичное должностное лицо в сельской местности. Он руководил деятельностью сельской полиции, в суде выступал как официальный обвинитель и судебный исполнитель и, кроме того, ведал сбором налогов. - Г.Б.) в течение двух часов подготовиться к отправке на материк. С собой разрешалось брать только некоторую одежду и еду”.
Несмотря на то что московские переговоры в очередной раз были прерваны и отношения между государствами оставались отнюдь не стабильными, финны не допускали вероятности войны. Поэтому дальнейшие события способствовали тому, что некоторые из эвакуированных вернулись в свои дома до ноября 1939 г. Жизнь стала входить в прежнее русло. Осенью 1939 года даже начали работать школы. После срыва попытки обеспечить безопасность Ленинграда дипломатическим, мирным путем советское руководство пришло к выводу, что в условиях начавшейся второй мировой войны эту проблему можно решить только военным путем.
Начавшаяся советско-финляндская война вызвала новую серьезную волну эвакуации. Финское население спешно покидало родные места, бросая все, что мешало мобильному передвижению, и уезжало в глубь Финляндии. В то время, когда мужчины были на фронте, эвакуация детей, стариков, больных легла на плечи женщин, пожилых мужчин и даже детей. При 20-30-градусном морозе, недостатке средств передвижения и их загруженности вследствие военных перевозок, некоторым эвакуирующимся пришлось уходить на десятки километров по запруженным, узким дорогам лишь с малым количеством провизии, так как разрешалось из семейного хозяйства брать только самое необходимое. При этом страдали не только люди, но и домашние животные. Некоторая часть скота, выгнанного из теплых хлевов на мороз, замерзла в пути.
Из воспоминаний очевидца событий Тойни Пелтонен: "Мой дом находился в Пюхяярви. Старики и дети были эвакуированы оттуда в субботу 2 декабря 1939 года. Деревню необходимо было оставить к 17 часам. Из моей семьи в путь отправились 67-летняя бабушка, мать, два брата и двое детей моего дяди. Отец, сестра и жена дяди ушли в понедельник вместе со скотиной <…>. Я дежурила на телефонной станции в соседней деревне. Уже там я узнала об оставлении родного села. Я хотела попрощаться с родными. До дома было около 9 километров. Один мужчина подвез меня немного на лошади. Когда мы выехали на гору Хиета-ахо, то увидели пылающее небо и грохот. Вытирая слезы, смотрели мы на эту страшную картину. Родная деревня была покрыта темнотой. У ворот мяукающая кошка вышла мне навстречу. Оказалось, что все родственники уже ушли на остановку, которая была примерно в трех километрах <…>. На остановке было не счесть людей, беженцев. Вначале я нашла бабушку. Она сидела в темноте посреди тюков. Первое, что она сказала, было: "Если бы мне умереть до станции Пюхяярви, ты бы положила меня рядом с дедом в Хаукканиеми". И не было в голосе обиды от того, что пришлось бросить и унаследованную от отцов землю, и все, что составляло смысл жизни. Помещение станции было забито. Плакали дети. Вид всего этого терзал душу".
В марте 1940 года, когда на Карельском перешейке установилась новая государственная граница, была объявлена тотальная эвакуация финского населения с отходящих СССР территорий. Присоединенные земли должны были быть очищены от сотен тысяч прежних жителей. Вспоминает Йорма Сильвеннойнен: "Мы потеряли дома и стали бездомными <…>. В течение двух дней нам необходимо было оставить дом и в мешках привезти на железнодорожный вокзал столько зерна, сколько успеешь. Скотину нужно было отправить с погонщиком в направлении новой границы; в телегу погрузить всю необходимую пищу и одежду <…>. Вряд ли можно было позавидовать судьбе многих карельских семей. Эвакуация была закончена, впереди ожидала суровая действительность. На новых местах многие семьи жили в холодных избах. С едой было сложно, одежда осталась на родине, а новую купить было невозможно, так как все было по карточкам".
Для перемещения и размещения финского гражданского населения на новых местах вселения финским правительством была разработана переселенческая программа. Более половины переселенцев-карел были земледельцами, для них необходимо было найти новые земли в других районах Финляндии. Парламентом Финляндии был принят закон о срочном расселении и о компенсации имущества. План размещения переселенцев касался в основном лишь жителей сельских районов - земледельцев, обладавших правом на фермерские усадьбы. Они составляли 35% от всех переселенцев. Земледельцев Карельского перешейка стремились поселить на таком расстоянии от Хельсинки, которое соответствовало бы расстоянию их бывших усадеб от Выборга. При размещении переселенцев финские власти стремились к тому, чтобы выходцы из одного района селились поблизости друг от друга. Например, неподалеку от Коуволы, на территории муниципалитета Валкеала образовались целые деревни, населенные выходцами с Карельского перешейка. Расселение столь большой части людей было делом нелегким. Эвакуированным в местах вселения не всегда оказывали радушный прием. Кто-то понимал ситуацию, пытаясь облегчить жизнь переселенцам. Некоторые откровенно видели в прибывших "эвакко" только дешевую рабочую силу и смотрели на них свысока.
Как отмечают финские источники, массовая эвакуация в ноябре - декабре 1939 года была плохо подготовлена, поэтому не все жители Карельского перешейка смогли вовремя выехать. Жители восточных деревень в районе Суоярви были взяты в плен, часть из них погибла в лагерях. В районах, расположенных дальше от границы, эвакуация проходила более спокойно, однако и здесь не было возможности вывозить имущество.
С марта 1940 г. на Карельском перешейке начался новый период развития - советский, который продолжался до августа 1941 г. Организованное переселение советского населения "на новые земли" осуществлялось планово и было под контролем соответствующих органов партийно-государственной власти. Советские переселенцы начали заселение и свое обустройство на новых землях. Однако в июле-августе 1941 года, уже после начала Великой Отечественной войны, началась их эвакуация с Карельского перешейка.
С сентября 1941 года финское население вновь стало возвращаться в свои родные места. Из воспоминаний Мирьи Куйсмин-Нурми: "Прошло полтора года, как мы покинули свою родину. Возвращение захватывало дух. Свое имущество погрузили на повозку, которую тянула лошадь, а две коровы шли следом. Это была вся наша собственность в тот момент. Стоял сентябрь, работавшие на полях люди удивлялись, когда мы говорили, что отправляемся на родину. <…> Прибыли в Ихала. Станция была в ужасном состоянии. Поехали на лошади в Мюллюкюля, в дом, где жили предки, где родились и отец и дед. В деревне не раздавалось ни звука. Мы были первыми возвратившимися из всех жителей. Первую ночь провели в конюшне вместе с лошадью. Оставленный русскими дом был холодный и грязный".
Возвращающееся население еще не знало, что им придется оставить родину еще раз и навсегда. Через два года и десять месяцев, в июне 1944 года, когда в ходе военной операции "Карельский вал", разработанной Ставкой Верховного Главнокомандования, советская армия начала наступление на Карельском перешейке и отвоевала его буквально за десять дней, финское население вновь бежало от наступающего фронта. Успешные боевые действия советских войск на Карельском перешейке привели к тому, что финляндское правительство решило начать частичную эвакуацию из столицы Хельсинки и предоставило Государственному совету чрезвычайные полномочия.
Уроки первой эвакуации (1939 год) в Финляндии не были забыты. Поэтому при эвакуации в 1944 году финские переселенцы размещались более организованно, преимущественно в губерниях Уусимаа, Кюми, Хяме, а также Турку и Пори. Выходцев из западных районов Карельского перешейка разместили на территориях южного побережья с финским населением, из других районов - в северных районах Кюминлааксо и Хяме. При размещении населения старались учитывать то, чтобы новые земли были по экономическим возможностям, по природе и транспортным связям максимально похожи на родные места, из которых прибывали переселенцы. Горожан, эвакуированных с отошедших территорий и работавших в промышленности, расселяли в более крупных городах и населенных пунктах страны. Столь значительная миграция привела к серьезным проблемам, одной из которых была резкая нехватка жилья. Особо остро это почувствовали в Хельсинки. Целые семьи размещались в преобразованные под временное жилье бомбоубежища, школы и другие общественные здания.
Из воспоминаний Йормы Сильвонена: "Вторая эвакуация прошла более организованно, времени на нее было три недели. Карелам опять пришлось купить Финляндии независимость своими родными местами <…>. Многим семьям приходилось по многу раз переселяться из порой непригодных мест проживания даже на другой конец Финляндии". О трудностях переселения рассказала Марта Сааринен: "После долгой и нерадостной дороги прибыли в Юливиеска, где сошли с поезда. Вид был неутешительный. Вся территория станции была полна имущества переселенцев и животных. Сотни, может тысячи животных стояли в загоне. Они все кричали от голода, от жажды, от того, что находятся в чужом месте. Нас отвезли в Кала- йоки в дом собраний молодежи. Оттуда разбирали по семьям местные хозяева".
Привыкание к новым условиям проходило неоднозначно. Некоторые карельские семьи тяжело переживали расставание с родными местами, другие относились к переселению спокойно и терпимо. Из воспоминаний Лауры Лайтсаари: "От себя могу сказать, что у нас не было никаких сложностей с привыканием на новом месте, среди новых людей. Нас всегда хорошо принимали, где бы мы ни жили. К нам относились по-человечески. Мы много трудились, добывая хлеб насущный".
Таким образом, в результате войн более 400 тысяч финских карел вынужденно покинули родные места, а советские люди, занимавшие освободившуюся территорию, должны были освоить ее и сделать своей новой родиной. Советские были тоже своего рода вынужденными переселенцами. Они оставили свою родную землю, на которой жили и придерживались традиций многовекового уклада. Полные новых надежд и ожиданий, переезжали в неизвестность. На новом месте советские переселенцы пытались привыкнуть к новым условиям. Максимально использовалось чужое, при этом уничтожалось все то, что не созидалось.
Налаживание жизни советских переселенцев на новом месте носило разрушительный характер. Адаптация новоселов проходила болезненно и не так гладко, как кажется на первый взгляд. Новые жители переживали острую опасность, исходящую от чужого мира. Например, люди голодали при изобилии оставленных в подвалах и ямах прежними хозяевами продуктов. Старшему члену семьи с риском для жизни приходилось пробовать еду, не отравлена ли она, чтобы затем отдать детям. Советские переселенцы ощущали различие между новоприобретенными и оставленными на родине вещами, и это различие проводило границу между двумя мирами - финским и российским.
Заметим, что с первым появлением советских переселенцев и вплоть до настоящего времени происходит переструктурирование природного и культурного пространства Карельского перешейка, жизнь внутри которого стала протекать и протекает до сих пор по другим принципам. Резко отличным и неоднозначным было отношение у прежних его жителей и у советских новоселов к труду, быту, культуре. У финского населения были сформированы и действовали свои многовековые традиции: основательное и неспешное отношение к жизни в целом и к "мелочам". Как известно, мелочи, собственно, и создают целостный законченный образ. У советского населения было свое видение дальнейшего пребывания на новоприобретенных землях, возрождение которых на советский лад часто привносило губительную тенденцию в их развитие.
Из воспоминаний Бориса Тикка, непосредственного очевидца событий послевоенного времени. Его семья приехала на Карельский перешеек, в город Койвисто (ныне Приморск) в 1945 году из эвакуации. "В городе поражало обилие самой разнообразной зелени: розовый кустарник, жасмин, диковинный декоративный кустарник и много различных видов деревьев. Бросались в глаза аккуратно ухоженные частные сады. Дом от дома располагался на большом расстоянии. Дороги были аккуратные, с ровным песчаным полотном, очень хорошо укатанные. Когда шли дожди, они были сухими. Основная дорога города - Выборгское шоссе - была размечена километровыми столбами из красного гранита, один из которых стоял напротив почты по правой стороне дороги на Выборг. Цифра указывала расстояние до Выборга. Все эти столбы как-то незаметно года через два-три исчезли <…>. Одноэтажный дом, в котором нас разместили, находился в двух километрах от Койвисто, в Тервохартиала. Дом был большой, и мы заняли только его третью часть. В этом доме, как и во всех остальных, рядом стоящих, все было исправно, и они выглядели как недавно построенные. К каждому дому были подведены электрические витые медные провода, но электротока не было. В домах была выполнена электропроводка кабелем в алюминиевом кожухе, который аккуратно прилегал к стенам и потолку. Заходя в помещение, особенно если сохранились обои, казалось, что хозяева покинули его временно и находятся где-то рядом <…>. В нашем саду было много яблок, ягод, росли какие-то красные ягоды, внешне похожие на красную смородину, сладкие, с крахмально-кисельной структурой (мы их называли "финскими ягодами"). Этих ягод мы почему-то больше нигде не встречали и в Койвисто тоже <…>. Поначалу все жители активно пользовались всем тем, что было оставлено финнами. Однако как-то незаметно и довольно скоро все понемногу стало исчезать или приходить в негодность. Электрические столбы почти мгновенно были спилены на дрова, хотя кругом был лес, а в лесу стояло много сухостоя. Медные провода на столбах и электрическая проводка в домах были сорваны, и все это сдавалось в пункты приема металлолома. Однако через 2-3 года эти же люди, но уже по указанию и под руководством местных властей ставили новые столбы на эти же места и заново проводили в домах электропроводку, но уже, по-советски, на фарфоровых роликах, а на столбы - алюминиевые провода".
Были, исключительно редко, примеры и другого отношения переселенцев к жизни. "Так, большая и дружная семья Дмитриевых старалась в полной мере использовать и развивать оставленное финнами хозяйство. Когда через 2-3 года во всех домах округи все было уже уничтожено, разграблено и приведено в негодность, к Дмитриеву обращались кто за тележкой, кто ободрать или промолоть зерно или за каким-либо инструментом. Он не отказывал. Однако эти же люди за глаза называли его кулаком, куркулем", - вспоминал Б.Тикка.
Из воспоминаний М.И. Тимошенко, полковника в отставке, бывшего в 1940 г. лейтенантом 33-го пограничного отряда, расквартированного в поселке Сякки-Ярви с апреля 1940 по июнь 1941 года: "Карельский перешеек - это суровый край. Валуны, гранитные скалы, мелкий еловый лес, озера и покинутые хутора. Запомнился город Виипури (Выборг) сразу после его захвата. Ни одного финна в городе не оставалось, разрушенных домов мало. В некоторых магазинах и на складах было много разного товара. Город - его дома, магазины, театры и кино с вывесками на иностранном языке, центральная площадь, парк отдыха, мосты через пролив, крепость, часовая башня, улицы, вымощенные шлифованными брусками, - производил необычайно сильное впечатление своей красотой и какой-то мощью <…>. Хорошо помню поселок Сякки-Ярви (ныне Кондратьево. - Г.Б.), где жил. Домик, выделенный мне, был маленький, но очень уютный. Потолок, стены обиты тонкой под орех доской, пол - сплошная плита, очень толстая и теплая. Кухня - чудо: трехконфорочная плита, в нее вмонтирован трехведерный бак для подогрева воды, отличные полки для посуды, шкафы”.
Из воспоминаний жительницы п. Мельниково: "Финны жили совсем иначе. У каждого был свой огороженный участок. Скот гулял в одном месте, сенокос был в другом. Если дрова были нужны, их заготавливали в специально отведенном месте, рыбу ловили каждый на своем месте. А теперь все общее. Все загубили: поля запустили, мелиорация нарушена, канавы заросли. По правде говоря, бесхозяйственность. Хозяина нет хорошего".
В заключение следует отметить, что миграционное движение, как финского, так и советского населения, оказало воздействие на дальнейшее развитие многострадальной земли Карельского перешейка. Переход территории "из рук в руки" во все времена оборачивался трагедией, которая в первую очередь касалась населения. С уходом финских жителей исчезла прежняя среда обитания, ее материальный и духовный мир. Прервались все местные традиции и связи. Прежнего Карельского перешейка, имевшего репутацию экономически процветающей части Финляндии, считавшегося загадочной "страной рунопевцев и седобородых кантелистов", местом, где бережно сохранялась историческая память и где придерживались старинных укладов и дедовских традиций, не стало. Связи финских переселенцев со своими родными местами прервались на десятилетия.
Новые жители - советские переселенцы - в этом смысле начинали жизнь с пустого места и по своим законам. Освоение переселенцами новых земель происходило как в области материального (изменялись системы землепользования, коммуникации, транспорта, видовой состав животного и растительного мира и т.д.), так и в области идеалов (создавались историко-политические мифы, оправдывающие переселение, возникала собственная топонимика). В определенном смысле смена населения на долгие годы значительно задержала социально-экономическое и культурное развитие завоеванной территории, изменила его темпы, характер и результаты.

Галина Большакова