Арлекин в стране Гиперборейской. Константин Вогак, режиссёр из Хотакки

Вогак, Константин Андреевич. Родился в 1887 г. в Санкт-Петербурге. Умер в 1938 г. в Ницце. Выпускник словесного (историко-филологического) факультета Петербургского университета (1909-1914; до этого учился на математическом отделении). Зачислен в феврале 1913 г. в первый Цех поэтов. Ближайший сотрудник Вс. Мейерхольда по журналу "Любовь к трём апельсинам". В студии на Бородинской преподавал историю театра, а также технику стихотворной и прозаической речи. Преподавал латынь в Выборгском коммерческом училище в Петербурге. Переводчик книг по йоге для издательства А. Суворина. Служил в войсках генерала Юденича на Карельском перешейке. Был тесно связан с Финляндией, поскольку проживал на даче "Рантахови" в деревне Хотакка волости Муолаа (ныне пос. Стрельцово). Задержавшись на своей даче в 1917 г., стал эмигрантом. Мало участвовал в литературной жизни эмиграции. Выступал с докладом в Келломяки "Теософия как религиозно-философская доктрина" в 1921 г. В Выборгском городском театре поставил в феврале 1922 г. спектакль-пантомиму "Плутни Бригелла". Впоследствии переехал во Францию.
Выборг, 1922 год. Культурная жизнь города только недавно стала возрождаться после шока, расколовших общество потрясений гражданской войны. В театре ставятся пьесы, оживает литература, вновь звучит музыка. Но всё это очень и очень нелегко…
Приведём пример из музыкальной жизни города. Когда погиб талантливейший композитор Тойво Куула (Toivo Kuula: 1883-1918), руководимый им Выборгский симфонический оркестр распался. Автор незаконченной "Stabat Mater" умер 18 мая в губернской больнице Выборга спустя несколько дней после пулевого ранения, полученного им в стычке с пьяным егерем, "освободителем" города от красных финнов.
Бывшие оркестранты зарабатывали себе на хлеб игрой в кафе и ресторанах, тапёрами выборгских синема. Но появился человек, который вновь собрал их и воодушевил идеей воссоздания оркестра. Из Лахти осенью 1920 года приезжает Тойво Сааренпяя (Toivo Saarenpaa: 1882-1948). Можно сказать, возвращается в город, уже ставший ему родным: здесь он учился в 1912-16 годах в училище церковной музыки и оркестровой школе. Полный энтузиазма, он организует оркестр заново. Находит концертмейстера - им стал талантливый скрипач, англичанин по происхождению, Чарлз Хэнк (Charles Henke). И зимой 1920-21 годов оркестр играет свыше десяти концертов.
Но как ни печально, вскоре вновь рассыпается. Представим трудности: в Выборге вовсе нет нотной библиотеки, и даже получить какие-либо ноты на время чрезвычайно сложно. Денег, разумеется, практически нет - ни от города, ни от государства, ни от частных лиц. На голом энтузиазме долго не продержишься.
Сааренпяя с тех пор работал учителем пения в выборгских школах, окончательно он покинул город в 1943 году. Здесь речь зашла о нём лишь в качестве примера: как нелегко было выживать культуре в Выборге 20-х годов. Но стоит, наверно, привести за-одно краткие биографические данные этого полузабытого у нас финляндского музыканта. Тойво Харрас Херкман (Toivo Harras Herckman; фамилию он сменил на финскую в 1906 году), автор произведений для фортепиано и для скрипки, оркестровых и хоровых вещей, был сыном кантора-органиста из Рускеала (Ruskeala), а мать его была наполовину немкой, наполовину полькой.
Если такие сложности вставали на пути музыкантов - в городе, который славился любовью к музыке и где творили многие замечательные композиторы, то насколько же труднее было положение театральных деятелей! Костюмы, реквизит, аренда сцены… И практически никакого дохода, только кратковременное восхищение публики.
Но в Выборге тех лет вся публика изголодалась по ярким зрелищам. Русские жители города при этом переживали вдобавок настоящий культурный шок, вдруг оказавшись в чужом, молодом и достаточно недоброжелательно к ним настроенном государстве. Не до зрелищ им было в течение нескольких лет, когда корка хлеба была лакомством. И дожди ещё не смыли окончательно кровь с камней Аннинских укреплений, где расстреливали людей только за то, что они - не финны.
Но вот - событие, да ещё и какое удивительное! В провинциальном, довольно косном Выборге в первый раз (похоже, что в истории города и в последний) играется настоящая комедия масок. Новая пьеса, только что написанная, оформленная и поставленная. Но её сценарий создан в точности по принципам итальянской комедии масок XVII века. Костюмы и постановка выполнены строго в стиле Commedia dell'arte.
На выборгских подмостках, привыкших к героическим, нередко ходульным, трагедиям и пустым водевилям, вдруг прошло действо, словно перенесённое сюда из венецианского карнавала. Публика выборгская вообще-то предпочитала спектакли идейные, патриотические, а также сентиментально-нравоучительные. И непременным условием почитался натурализм, максимальное жизнеподобие. Попытки копировать жизнь зависели от одарённости художника. Но всё равно копии выходили бледными.
По поводу жизнеподобия на театральной сцене вспоминается фраза А. Ахматовой, недолюбливавшей МХАТ, Станиславского, а сверх того, видимо, даже и сами чеховские пьесы. (Впрочем, есть попытки указать на внутреннюю близость Ахматовой и Чехова - об этом работа Игоря Лосиевского.) Насчёт реалистических спектаклей Анна Андреевна выразилась примерно так. Сидят, понимаешь, актёры на сцене при самоваре так долго, ведут беседы, неспешно пьют чай из блюдечек… думаешь: "Не пора ли уже и в уборную?"
Постановщиком выборгского спектакля был Константин Андреевич Вогак, вынужденный эмигрант: граница Советской России и независимой Финляндии просто отсекла от Петербурга дачу "Рантахови" (Rantahovi). На этой даче он проживал в 1917 году, да так и остался жить, вплоть до отъезда во Францию. Дача принадлежала совместно К. Вогаку и его брату. Находилась, как и говорит её название (ranta - берег, hovi - двор, усадьба), неподалёку от берега озера Муолаа, Муолаанъярви (Muolaanjarvi, ныне оз. Глубокое) в деревне Хотакка (Hotakka, пос. Стрельцово).
Название деревни часто пишется и в варианте Хотокка (Hotokka). Знакомых финнов я неоднократно спрашивал, что это слово означает. Ничего не означает, в финском языке такого слова нет, это просто название - таков был ответ. Однако в более подробных словарях удалось найти вышедшее, видимо, из обращения слово "hotakka". Значило оно что-то вроде "беззаботного человека, делающего всё наскоро, торопыги". Возможно, было фамильным прозвищем некоего финна, первопоселенца этих мест.
Есть и другой возможный вариант. Редкое диалектное слово "hoto" - вариант тоже довольно редкого слова "hotto", то есть "полый, пустой внутри", как солома, гриб, трухлявая берёза. Может быть, имя селения возникло по гидрониму Hotojoki, буквально: "Пустая речка"?
Место было живописным. Цитирую Д. Орехова ("Карельский перешеек, земля неизведанная", часть 7):
Через деревню протекала небольшая речка Хотойоки, в устье которой на берегу озера был общественный пляж. Далее вдоль берега располагалось несколько дач, построенных до 1917 года. Крайней из них была дача Зиллиакуса, преподавателя одного из учебных заведений. С её крыльца открывалась великолепная панорама широкой синей глади озера Муолаанъярви. В озере было много рыбы, а посему местные жители занимались не только возделыванием полей, но и рыбной ловлей. В деревне Хотокка на 1917 г. значились следующие дачевладельцы: вдова вице-адмирала София Ивановна Реунов, статский советник Николай Соколов, Генеральный консул Йохан Михал, Александр Иванович Фрауэн, девица Жозефина Сетофер.
Найти в наши дни точное место дачи Вогаков нелегко. Сейчас близ побережья озера Глубокого построены современные коттеджи, сохранилось лишь немного старых дачных построек на озерном берегу в отдалении, к северу от прежнего пляжа.
София Ивановна Реунова была, вероятно, вдовой Михаила Алексеевича Реунова, который в чине контр-адмирала вводил в 1897 году русскую эскадру в Порт-Артур. В тексте Д. Орехова, возможно, опечатка: Реунов, но, скорее, такое написание пришло из финского оригинала: Reunoff. Отметим также устаревшее написание фамилии Циллиакус через "з" (такого звука нет ни в финском, ни в шведском языках).
Статский советник Н. Соколов и прочие дачевладельцы Хотакки пока загадочны. Известен литературный критик, поэт (опубликовавший в 1904 году сборник сатирических стихов "Русско-японская война"; не от соседа ли Реунова у него появились материалы для сатиры?), переводчик Канта и Шопенгауэра, действительный статский советник, по профессии цензор и преподаватель латыни, Николай Матвеевич Соколов (1860-1908). Но он покончил с собой, отравившись уксусом, задолго до 1917 года.
Возможно, приведённый Д. Ореховым список владельцев дач Хотакки относится не к 1917 году, а к более раннему периоду.
В 1998 году в Финляндии вышел сборник краеведческих очерков "Портрет Муолаа". Подзаголовок этой книги можно приблизительно перевести как "Правда и предания о Центральной части Перешейка" (Muolaan muotokuva. Totta ja tarinoita Keski-Kannakselta). Редактор-составитель книги, известный финляндский писатель и радиожурналист Вилле Циллиакус (Ville Zilliacus: 1914-2000) был и автором большей части статей. Упоминание о Вогаке встречаем в его очерке "Русские дачи" (Venalaiset kesahuvilat). Фамилии соседей, правда, иные, нежели у Д. Орехова:
Что сталось с нашими ближайшими соседями, сыновьями господина Вогака (Vogack), из которых Кодя (Kodja) остался дома, в то время как брат его растворился где-то в Европе? Что случилось с его соседом, выборгским врачом? Никогда мы о нём ничего не услышали, не слишком много и о коммерции советнике Жаворонкове (Savarankov). Соседские дочери пропали из дачи Шепелёва (Sepeljev) ещё до бури. Другие дачи знали только по именам: Краузе, Шпигель, Радлов - никто не знал, куда исчезли их обитатели; назад на восток или на запад, и возвратятся ли когда-нибудь.
Фамилии Краузе и Шпигель, признаться, ничего не говорят воображению. А при упоминании фамилии Радлова всякий поклонник Серебряного века, естественно, сделает стойку. Не было ли в Хотакке дачи Эрнеста Леопольдовича Радлова (1854-1928)? А если дачевладельцем был он, то не пересекались ли пути К. Вогака и детей известного философа, ещё более известных деятелей в мире литературы и искусства? Но, конечно, были и другие Радловы.
Кстати, "Кодя" Вогак неплохо, видимо, знал своих соседей - Циллиакусов. Ещё в 1910 году вышла в Гельсингфорсе (а в 1914-м появилось второе издание) книга "Россия и русские. Русская хрестоматия для средних и высших классов средних учебных заведений Финляндии". Соавторами-составителями хрестоматии были К. А. Вогак и Виктор Р. Циллиакус (Viktor Robert Zilliacus: 1869-1931). Последний был старшим преподавателем русского языка в Шведском нормальном лицее Гельсингфорса с 1905 по 1918 год.
Между прочим, современные жители Перешейка часто полагают, что после революции финны сразу же захватили пустующие дачи русских и беззастенчиво поселились в них. Подобно тому, как наши собственные родители и деды вселились в финские дома после войны. Отнюдь нет. Протестантская этика финнов весьма явственна в отношении к праву собственности. Владельцев заброшенных дач ждали довольно долго и терпеливо. Понадобилось принять в парламенте специальный акт особого рода, чтобы в конце концов дачи-призраки перешли в собственность государства. Затем уже примерно пять тысяч дачных зданий было продано с аукциона и вывезено в различные места Финляндии.
Пустующие дачи очень интриговали местных жителей, особенно детей. Вилле Циллиакус, который вырос в Хотакке и ходил в тамошнюю школу, вспоминает:
Об обитателях русских дач волости Муолаа среди деревенских жителей рассказывались прямо-таки невероятные истории; достаточной причиной был их тихий и замкнутый образ жизни. Предания и слухи знали о них всё, чего мы сами и знать не могли. Эти слухи не оставляли в покое и дачи необитаемые. В них водились привидения: в одних по ночам слышался плач, в других раз в году видели прежнюю хозяйку дачи, вдруг явившуюся поливать цветы. Виллы эти были для детей вроде сказочных замков, в них было полно пугающих уголков, где можно было спрятаться, маленьких башен, веранд и балконов.
Дача братьев Вогаков относилась как раз к обитаемым. Там с дореволюционной поры сохранилось множество книг. И всё же проживать на ней было не слишком весело. В ноябре 1921 года Константин Андреевич писал другу:
Как-то Вам посчастливится устроиться во Франции? Трудно и там, но, кажется, всё же легче, чем здесь: здесь, по-видимому, ни о каком устройстве в смысле занятия, заработка и т. п. не приходится и думать. Я не живу здесь, а прозябаю уже пятый год, и конца этому прозябанию не видно никакого. Особенно изводит даже не нужда и прочие житейские невзгоды, даже не болезнь (наша российская передряга наградила меня бронхиальной астмой), а полное отсутствие дела. Силы есть, энергия есть, а приложить их решительно некуда.
Наш дальнейший рассказ будет именно о том, куда вскоре приложил силы Константин Вогак.

Михаил КОСТОЛОМОВ,
пос. Подборовье
wiborgiana@yandex.ru