Арлекин в стране Гиперборейской Константин Вогак, режиссёр из Хотакки. Глава 7

(Окончание. Начало в №№ 118, 122, 126, 130, 135, 139)
Выборгское русское зарубежье - увлекательная тема для краеведов. Хочется узнать больше о различных выборгских знакомых Вогака, собратьях-эмигрантах: Рудневе, Бегичеве, Щепанском…
Очень интересна, например, фигура поэта и прозаика Игоря Владимировича Воинова (1898-1942). Приятель Вадима Гарднера, один из многочисленных и одарённых братьев Воиновых, он общался с К. Вогаком в Выборге.
Знаком с ним в годы жизни под Выборгом был поэт и критик Лоллий Иванович Львов (1888-1967 или 1968). Бывший приват-доцент Московского университета рассказывал Вогаку о возможностях устройства на работу в Праге. Известно, что позднее Л. Львов числился ассистентом юридического факультета Русского научного института в Берлине (1923-24 годы).
Научная карьера Константина Вогака в области филологии так и не сложилась. Ни в России, ни в рассеянии… И отчасти он сам был в этом виноват, ведь с весны 1915 года как филолог систематически не работал. Сдавал государственные экзамены по филологическому факультету и поступил на военную службу. По патриотическим соображениям отказался от предложения профессора И. А. Шляпкина остаться при университете, пошёл в армию. Документы Константина остались в России, пропали в кронштадтском совдепе.
Но память о нём сохранили друзья и ученики. Периодически появляются публикации документов, где встречается имя К. Вогака - всегда в контексте уважения и признательности.
Находим его имя в письмах к известному философу культуры, поэту, критику, эмигранту первой волны Владимиру Васильевичу Вейдле (1895-1979), опубликованных Е. Б. Белодубровским. Автор писем - Глеб Петрович Струве (1898-1985), первый историограф русской литературы в изгнании.
Начитавшись некогда трудов Глеба Петровича (помнится, это была пухлая и полуслепая ксерокопия тамиздатовской "Русской литературы в изгнании"), я осмелел невероятно. До того, что году в 1986-м заявился к главреду "Библиотеки поэта". Тогда далеко не "Новой", а ещё вполне советской. И подал Ю. А. Андрееву заявку на составление и комментирование сразу двухтомника поэтов русской эмиграции.
Сначала Юрий Андреевич замахал руками: не сметь, нельзя! Потом потеплело, вдруг стало можно. В издательстве со мною заключили договор. Приступил я к работе вместе с ныне покойным Анатолием Дмитриевичем Алексеевым. Этот сотрудник Пушкинского дома из всех загранкомандировок, безрезультатно обхлопываемый таможенниками, умудрялся провозить под своей одеждой десятки книжек эмигрантских поэтов. Библиотека у него дома просто завораживала. Из этого моего авантюрного проекта ничего, правда, не вышло. Потом уже было выпущено множество изданий, подготовленных настоящими специалистами.
Имена Струве и Вейдле выделяю полужирным шрифтом, поскольку первый в своё время неоднократно бывал на Карельском перешейке, а второй жил на даче в Райвола (ныне пос. Рощино) и описал её в своей книге "Зимнее солнце". Из письма Глеба Струве к Владимиру Вейдле:
Несколько раз мы ездили летом в такие близкие "чухонские" места, как Оллила и Куоккала, а позднее я лучше всего знал Уусикирко: два лета моя семья проводила там на даче, а кроме того, я ездил туда на рождественские каникулы ходить на лыжах.
Глеб Петрович описал то самое столичное "Выборгское коммерческое училище", где преподавал латинский язык К. Вогак. В семье Струве было четверо сыновей.
И учились мы четверо в Выборгском коммерческом училище, которое было отпрыском Тенишевского… Коммерческим училище было, в сущности, по имени, для проформы, чтобы не находиться в ведении Министерства Народного Просвещения, а зависеть от более либерального Министерства Торговли и Промышленности…
Латинский язык не входил у нас в обязательную программу, но преподавался факультативно с 6-го класса. Преподавал его небезызвестный К. А. Вогак.
В комментариях Е. Б. Белодубровского к этой переписке приводятся некоторые любопытные сведения о Вогаке. Например, состоял он в переписке с Александром Блоком. Эти письма, насколько известно, пока не публиковались, хранятся в РГАЛИ; на одном из ноябрьских писем 1915 года имеется помета Блока. Одна дата в комментарии к письмам Г. П. Струве ошибочная: "В эмиграции с 1929 года", Вогак в Финляндии оказался раньше.
Именно в наши дни в США ведётся работа по разборке архива К. Вогака, подготовке его текстов к печати. Организовала эту работу дочь поэта. В России уже в 1985 году была напечатана сказочка К. А. Вогака "Золотая птица" ("Христианское издательство", редактор и автор предисловия М. Пахомова).
Сведения о роде Вогаков разместил в Интернете Р. Б. Евдокимов:
Вогаки (изначально Vohac, потом под немецким влиянием Wohac, Wohak) - венгерский графский род (возможно, словацкого или моравского происхождения) с майоратом, кажется, с IV Крестового похода. В первой четверти XVIII века приняли активное участие в антигабсбургском восстании Ракоци.
После разгрома восстания оказались в стане "непримиримых" (Габсбурги лишили их титулов и состояния, хотя титул не они присваивали и не им было его лишать) и бежали в Россию (вместе с Эрдели и некоторыми другими). Здесь пошли служить в молодой российский флот, где беглым магнатам можно было выслужиться. Дали России ряд адмиралов и генералов.
Отметим, что в письмах из Хотакки Константин Андреевич подписывался так: K. Wogak. Соседи-финны, видимо, стали писать его фамилию как Vogack под влиянием схожих шведских фамилий.
О самом Ростиславе Борисовиче Евдокимове нужно рассказывать отдельно. Видимо, он последний мужчина в роду Вогаков. Константину Андреевичу приходится внучатым племянником.
Ещё совсем молодым студентом К. Вогак сам стал персонажем литературного произведения. Шуточного, правда. Сочинённого лишь для изображённых студентов-итальянистов и их преподавателей. Автор - тоже студент, Константин Васильевич Мочульский (1892-1948). Это впоследствии он проявил себя как тонкий, авторитетный исследователь литературы, не только Франции и Италии, но и родной русской.
В России Мочульский успел поработать приват-доцентом романской филологии, был представлен к должности университетского профессора. Преподавал в Сорбонне и Свято-Сергиевском институте в Париже, был активным деятелем Русского студенческого христианского движения (РСХД). Это может быть интересно и выборгским краеведам, ибо у истоков РСХД стоял владелец Монрепо, барон Павел Николаевич Николаи (1860-1919).
Опубликованы письма К. Мочульского к душевному другу его юности, Виктору Максимовичу Жирмунскому (1891-1971). Труды классика литературоведения хорошо известны. Кстати, наш город был ему знаком. Жирмунский любил путешествовать по Финляндии и отдыхать под Выборгом, в пансионате "Юстила" (Juustila) на Сайменском канале.
Письма Мочульского говорят о нём самом и об адресате как о людях удивительной душевной тонкости. Эти письма опубликовал и снабдил ценными комментариями Александр Васильевич Лавров.
В октябре 1912 года К. Мочульский сообщил в постскриптуме следующее:
Я написал итальянскую поэму в терцинах, в подражание Данте. Дело происходит в Purgator'и, где Данте встречает знакомых лиц - Вогака, Лозинского, Тэдди, Лоренцони - одним словом, всю итальянскую компанию. Думаю прочесть ее на лекции у Лоренцони.
Забавно было бы прочесть терцины о пребывании Константина Вогака и Григория Лозинского в Пургатории, то есть Чистилище католического мироздания. Причём проводником им, "вергилием" служил сам Алигьери. Но вряд ли текст сохранился. Об упомянутом здесь Тэдди, общем приятеле Мочульского и Жирмунского, говорит примечание А. В. Лаврова:
Федор (Теодор) Артурович Фиельструп (Фьельструп; 1889-1933?) - выпускник историко-филологического факультета Петербургского университета (поступил в 1908 г.); в 1920-е гг. - помощник хранителя отдела этнографии Русского музея. Арестован в 1933 г. по делу сотрудников Русского музея, умер в заключении "от сердечного приступа" (на допросе).
Несколько лет назад на норвежской выставке в Этнографическом музее питерцы могли ознакомиться с довольно большой экспозицией, посвящённой Теодору Фьельструпу. Очень был талантливый человек. Норвежец по происхождению, он, разумеется, не избежал в проклятые 30-е годы обвинений в шпионаже.
Большая биографическая справка о профессоре Ринальдо Викторовиче Лоренцони (1857-1924) приведена Р. Тименчиком в числе примечаний к письмам Вогака. Лектор итальянского языка на историко-филологическом факультете Петербургского университета, он тоже стал жертвой советского строя. Ещё не репрессий, но тяжести послереволюционных лет. Григорий Лозинский писал в некрологе о нём:
Непрактичный в устройстве личных дел, болезненно-подозрительный порою, он за сорок лет жизни в России постиг какую-то жизненную мудрость, которую его друзья особенно оценили в тяжёлые большевистские годы. Эти-то годы и сломили его крепкий организм и преждевременно свели в могилу.
Так погибала интеллигенция. Только на одном примере дачника из Хотакки, постановщика весёлой комедии в Выборге 1922 года, Константина Андреевича Вогака, его друзей и знакомых можно увидеть, какой урон российской культуре был нанесён большевистским переворотом. Поэты уходили в безвестность, учёные прекращали исследования, в России наступала пора одичания.
Русский Выборг существовал в нелёгких условиях независимой, самодостаточной Финляндии вплоть до войны. Но ведь это интереснейшая страница нашей истории (хоть и несравнимая по значению с великими центрами эмиграции: русским Берлином, Прагой, Парижем). Столько лет эта страница была потаенной - полустёртый манускрипт, просвечивающий палимпсест.
Читать и чтить было велено другое: указания вождей и приказы начальства, в литературе - чтиво, в истории - фальшивки. "Homo sove- ticus", невежда и разрушитель, был выведен искусными селекционерами. Кнут и пряник сочетались в их методах искусственного отбора. Гнать, стегать, создавать невыносимые условия тем, кто стремится к истинному знанию. И одновременно сладостью лжепатриотизма улещивать "народные массы", хоть падок на такую лесть не весь народ, а только - чернь.
Внушалась двоящаяся идея то классового, то имперского превосходства. Невежд - над интеллигентами, пролетариев - над аристократами. Торжества голи перекатной - над "кулаками" и "буржуями". Носителей "великой идеи равенства" над теми, кому дорого индивидуальное, "среднему" человеку недоступное и непонятное.
Особенно гладит по шёрстке любого, даже совсем опустившегося "гражданина Советского Союза" идея заведомого превосходства над прочими народами, обделёнными радостью строить светлое будущее. Красный агитпроп обучал свысока глядеть на "ляхов" и "чухонцев", на "датчан и прочих шведов"…
Вот и запылали на захваченных у Финляндии землях добротные крестьянские дома и палладианские усадьбы, кружевные "дачи Маннергейма". (Обыкновенно были они дачами петербуржцев, русскими же архитекторами и возведены.) Озлобленные, затурканные пропагандой красноармейцы разрушали всё, что напоминало им о роскоши, уютном быте никогда не принадлежавшего им дома. Булыжниками громили памятники, ножовками отпиливали головы кладбищенских статуй, раскапывали могилы, взрывали театры и церкви. Потому только, что это "не нашенское", чужое.
Выборгскими исследователями Ю. И. Мошник и М. В. Ефимовым подготовлена публикация архивных документов: да, теперь уже достоверно известно, что статуя Вяйнямёйнена в Монрепо погибла в 1940 году от рук красноармейцев. Кстати, и бюст Агриколы тоже.
Нельзя списывать происходившее на эксцессы войны, ожесточение от перенесённых в другом месте страданий. Нет, это явление системное - и оно имеет прямую историческую параллель. Вандализм советских захватчиков 1940-х годов один в один повторил разрушительное буйство в самой России, последовавшее за переворотом 1917 года.
Но тогда уничтожению подлежала высокая культура дореволюционной России - вкупе с носителями этой культуры. В Выборге же и на Карельском перешейке планомерно истреб-лялось всё материальное, что напоминало о финляндском прошлом. Заодно стёрта была память и о русских, живших в Финляндии, о русском Выборге.
Поэты и режиссёры, художники и филологи… Были они всего лишь людьми, не более того, однако автор "Божественной комедии" может беседовать с ними в Чистилище по полному праву. И поэтому души их в каком-то смысле живы. Надежду на реальность этой веры даёт то, что искусство продолжается. Искусство, высокая комедия ума и чувства. К этой комедии они все, с масками и без оных, были причастны.
Божественная комедия искусства. Divina commedia dell'arte.

Михаил Костоломов пос. Подборовье wiborgiana@yandex.ru