С острова Сорвали в мир танца Финляндская балерина Ирина Худова

Среди финляндских туристов, посещающих Выборг в последние два десятка лет, нередко встречаются уроженцы острова Сорвали или их потомки. Навещала родной город и сама Ирина Худова. Мне очень жаль, что не довелось встретиться и лично познакомиться с выдающейся танцовщицей во время её недавнего визита в 2006 году. Описывая состоявшуюся тогда выборгскую поездку, Калеви Миеттинен (Kalevi Miettinen) рассказал в прессе о том, как познакомился в Центре «Виипури» (Viipuri-keskus) с художником А. Ставцевым. Прочесть фамилию на визитке ему удалось лишь с помощью занимавшей место в автобусе той же туристской группы 80-летней дамы. Это и была Ирина Трофимовна Худова, родившаяся в семье русского и польки на острове Сорвали и отлично знающая русский язык.
И вообще очень жаль, что поездка знаменитой балерины в родные края прошла столь незаметно. Не знаю, какие чувства испытала сама Ирина Трофимовна, увидев состояние, в котором пребывает Выборг практически по сию пору. Но выборжане, ценящие культурное наследие своего города, мне кажется, должны были бы устроить торжественный приём в её честь. И заполнить лучшими букетами цветов тот автобус, который привёз к нам прославленную танцовщицу в год её восьмидесятилетия!
Остаётся пожелать Ирине Трофимовне долгих-долгих лет жизни и доброго самочувствия, надеяться на то, что она будет в силах ещё неоднократно посетить родной город. И на то, что современный Выборг будет помнить имена своих знаменитых земляков, да и не только всемирно знаменитых – и не только в юбилейные годы.
Читателям серии «Выборгиана» я немного уже рассказывал об Ирине Худовой и других известных уроженцах острова Сорвали ещё в статьях 2005 года. Те статьи были посвящены юбилею Тервайокской (Большепольской) школы – одной из старейших в Финляндии, а может быть, и на территории всей Российской империи народных сельских школ. (Опубликованные газетой почти сорок моих статей об исключительном значении этой школы не помешали, впрочем, Выборгской администрации эту школу закрыть.) Сорвали примечателен не только кладбищем, которое в последнее время стало приводиться в порядок по инициативе Центра «Виипури».
Бывая на острове Сорвали с туристами из Финляндии, я всегда просил показать места и дома, где родились и жили известные люди. И вот уже несколько лет недоумение вызывало то, что родной дом Ирины Худовой никто не мог показать. Точнее, ответов было слишком много: каждый, кого я спрашивал, неопределённо показывал рукой в разные стороны этого относительно небольшого острова.
Теперь ответ стал ясен. Удалось наконец получить и прочитать воспоминания самой балерины (из этого издания взяты и фотографии). К сожалению, с большим запозданием: книга вышла в 2002 году. Называется она ”Maailmalla tanssien”, что перевести, пожалуй, можно как «В этом мире танцуя». Литературная обработка мемуаров принадлежит Леене Ярстя (Leena Järstä).
Оказывается, семья Ирины вынуждена была часто переезжать с места на место – более дюжины раз только на острове Сорвали. Жили в крайней бедности, почти нищете. И лишь в 1933 году, после официального развода родителей Ирины, появилось у Альбертины с двумя детьми крохотное жильё в центре города на улице Чёрных Братьев:
Переехали в город на Мустайнвельестенкату, примерно в ста метрах от Круглой башни. Это был четырнадцатый переезд, и домом нашим стала маленькая комнатка с кухонной плитой. Когда heteka вытягивали в открытое положение и раскладывали кресло для ночлега, в комнате не оставалось места, чтобы поставить ногу. Уютно нам было, как сардинам в банке.
Но зато теперь школа была рядом, Ирина как раз перешла тогда во второй класс Выборгского русского реального лицея. Раньше матери приходилось провожать малышку с острова Сорвали в центр: у брата Михаила (Mikael Hudov) была своя компания товарищей, где младшей сестрёнке места не нашлось. Зимою путь пешком до лицея длился более часа.
Всё же условия жизни в городе были много лучше тех, в которых Ирина провела раннее детство. Переведу отрывок из воспоминаний И. Худовой:
Дом на Сорвали, где я родилась, стоял на Первой улице, прямо на берегу. Предполагаю, что жалкая постройка была незащищённой от дождей и холодной, и вскоре мы переехали в другой дом на середине той же улицы. Было мне три года, но я часто слышала, как отец разговаривал с матерью на повышенных тонах. Не понимала только, почему. И опять переехали – на Маантиенкату. Там произошёл драматический поворот в нашей жизни.
После семи лет совместной жизни моя мать надела пальто и покинула дом. Мы с братом даже и предположить не могли, в чём проблема. В соседнем доме жила наша знакомая, добросердечная вдова с десятком детишек, тётя Груша, у которой мать нашла понимание и тёплый приём. И на чердаке нашлась маленькая комната, где мать осталась жить, пока не устроит свои дела. Мы с братом сумели отыскать маму, это была большая радость.
Отец, конечно, был для нас всегда хорошим отцом, но для правильного воспитания дверную притолоку украшал пучок берёзовых прутьев. Этой вицей никого из нас, правда, никогда не стегали, поскольку одно только указание отцом в её сторону уже усмиряло наши шалости.
Мама настаивала, чтобы мы оставались с отцом хотя бы на какое-то время, но мы-то хотели быть с матерью. Так мы и растворились в большой семье тёти Груши, хотя пустой живот и подводило от голода.
Когда-то у Трофима Николаевича Худова была очень хорошая работа. В 1904 году молодой, видный собой русский парень занял должность метрдотеля в ресторане санатория «Рауха» (Rauha). Слово это означает по-фински «мир, покой». В знаменитом санатории около Иматры отдыхали многочисленные петербуржцы и заграничные гости. Например, Сергей Маковский описывает в своих известных воспоминаниях табльдот «Раухи» и горячие споры философа Владимира Соловьёва и датского литератора Георга Брандеса. (Кстати сказать, последний – европейски прославленный критик, властитель тогдашних умов – побывал и в Выборге, но ненадолго: как еврею по происхождению царская полиция отказала ему в паспорте.)
Юная Альбертина Ясевич-Врублевская (Albertine Jasiewicz-Wrublevsky) гостила у родственников в Петрограде. Но пришлось поспешить уехать оттуда из-за нарастающих революционных беспорядков. По дороге семья Альбертины решила всё же отдохнуть и посетить знаменитые купальни «Раухи» на озере Сайма. Оттуда предполагалось уехать поездом до Хельсинки, а служивший на флоте брат матери уже похлопотал о билетах на пароход до Риги. Однако Альбертина наотрез отказалась продолжать путь.
С первого взгляда она безоглядно влюбилась в красавца-метрдотеля. И решила остаться в Финляндии, выйдя за него замуж. Её не остановило даже то, что жених был другой веры. Но семья польских католиков не одобрила брак с православным, так что связи Альбертины с рижскими родственниками вскоре сошли на нет.
Половину персонала санатория составляли русские эмигранты. Но покой в «Раухе» длился недолго. Некий поджигатель в 1924 году спалил санаторий дотла. Пришлось всем работникам искать новые виды деятельности и места жительства, учитывая то, что граница с Россией была уже на замке.
Почти все «рауховцы» переехали в Выборг и поселились в наиболее дешёвых предместьях. Часть нашла жильё в Сауналахти (Saunalahti, ныне пос. Северный). Другие поселились на островке Сорвали, некогда входившем во владения баронов Николаи. На Сорвали работала кондитерская фабрика «Заря Севера» (karamellitehdas Pohjolan Koitto). Владелец и директор фабрики, г-н Васильев, охотно давал на ней работу как финнам, так и русским эмигрантам.
Но затем стало сказываться приближение экономического кризиса. И работы не стало. Так что единственный доход в семье Трофима был от его работы фотографом в парке Монрепо. Ирина Худова пишет, что отца пригласила на работу баронесса Николаи – вероятно, кто-то из сестёр последнего в мужской линии рода Павла Николаевича Николаи.
Кстати, барон Пауль II немало заботился о жителях Сорвали и, в частности, основал на острове благотворительный, духовно-общественный центр «Тоукола» (Toukola). Название это на русский язык буквально вряд ли можно перевести. ”Touko” означает «яровой сев, весенние полевые работы», отсюда и май месяц по-фински ”toukokuu”. Но это вовсе не сельскохозяйственное заведение.
В «Тоуколе» могли встречаться люди верующие и неверующие, общаться, посещать просветительные занятия, участвовать в кружках. Такого рода общественный центр был первым в Финляндии, второй возник тоже в Выборге – следы его можно видеть на нынешней Рубежной улице.
Несомненно, Альбертина Худова после ухода от мужа получала ту или иную благотворительную помощь в «Тоуколе» на Сорвали. В мемуарах Ирины много весело и ярко изложенных, но по сути мрачных и горестных подробностей её детства. Это было бы очень интересно прочесть нынешним жителям Выборга. Но опустим этот рассказ, кроме одной подробности: на Сорвали был каток, и через стенку его слышалась музыка. Выросшая в бедной семье, где не было радио, девочка Ирина слушала эту музыку восторженно – и под неё начинала танцевать.
Далее – совсем сжато. Танцующую школьницу заметила Ольга Осиповна Кириллова, в прошлом изготовлявшая парики в Мариинском театре. С 1935 года Ирина занималась в школе выборгского танцовщика и балетмейстера, плодовитого хореографа Каарло Эронена (Kaarlo Eronen: 1894-1952). Ирина называет его легендой выборгского театрального мира. Об этом уроженце Выборга и его постановках должен быть отдельный рассказ.
В Хельсинки Ирина училась в русской школе Табунова, а занималась танцем у Люсии Нифонтовой (Lucia Nifontova) и Арво Мартикайнена (Arvo Martikainen). В 1946 году Люсия рекомендовала способную выборжанку самому Александру Сакселину. Ирина была принята в труппу Финского Оперного театра. Танцевала в «Сильфидах», «Спящей красавице», балете «Абраксас» и других. Был успех, были и обычные для балета сложности в отношениях с примами, даже скандалы и временный уход со сцены.
Но затем в жизни Ирины Худовой были Париж и главное – Ленинград. На средства фонда Вайнштайнов в 1958 году ей была предоставлена возможность учёбы на балетного педагога в Вагановском училище.
Здесь и началась дружба Ирины с Рудольфом Нуреевым, которому балерина посвятила свою книгу воспоминаний. В книге масса забавных подробностей. Познакомились гостья из Финляндии и будущий великий танцор так: однажды Ирина обнаружила Рудика спящим в ботинках на белом одеяле её кровати. Он сбежал из шумного дортуара на двенадцать мальчишек отдохнуть в комнату иностранных студенток. Потом он как-то примерил её тянущееся трико, каковых в России не водилось, да так и не отказался отдать; пришлось Ирине уступить трико за символическую плату.
Потом Ирина получила стипендию на три года учёбы в Большом театре. Занималась с Асафом Мессерером и Галиной Улановой, Елизаветой Гердт и Мариной Семёновой. Путешествовала по Советскому Союзу, объездила Кавказ, а на обратном пути в Финляндию отстала от поезда и некоторое время провела в родном Выборге.
Затем – преподавание в Королевской Опере Стокгольма и, по приглашению Марго Фонтейн, сопровождение гастрольной поездки оставшегося на Западе Р. Нуреева. Выступления феноменального танцовщика проходили в Монте-Карло, в Израиле (на стадионе в Рамат-Гане, в Иерусалиме и Хайфе), Японии (в Токио, Нагое, Киото и Осаке).
В Осаке участие Ирины в нуреевских гастролях прервалось. Телеграммой ей сообщили, что мать парализовало. Оставить Альбертину дочь не могла, пока не организовала уход за ней; о заграничных поездках на время пришлось забыть.
Правда, позднее была работа в Пуэрто-Рико, Нью-Йорке и Лондоне, Японии, Турции и Италии (в должности танцевального педагога театра Ла Скала)…
Одну из глав воспоминаний Ирина Худова закончила словами: «Спасибо судьбе, что жизнь моя состояла из таких великих дел».

Михаил Костоломов пос. Подборовье wiborgiana@yandex.ru