- Я родилась в деревне Пески возле Невской Дубровки. Семья была небольшой - родители Георгий Филиппович и Елена Ивановна, да мы с братом. Наш род отличался многочисленностью и интересными жизненными событиями.
Например, моя бабушка по линии отца была в служанках у господ Кокаревых в Петербурге. У нее какое-то время находились ценные картины, которые хозяева оставили на хранение. Бабушка была хорошо знакома с Максимом Горьким; она рассказывала, что он помогал ей чистить господские сапоги.
А мама выросла в многодетной семье, которая жила в Петрограде. Один из ее братьев работал в Мариинском театре, другой заведовал типографией, третий служил нар- комом на Украине, его репрессировали в 1937 году.
Отцу довелось воевать еще в Гражданскую: он служил начальником бронепоезда, возил самого Серго Орджоникидзе и за свою доблесть был отмечен Грамотой № 17 (тогда большевики еще не награждали орденами). Много лет спустя эта Грамота помогла моему брату - уже после того, как он вышел в отставку - получить квартиру в Питере. Сегодня Грамота хранится в одном из музеев Петербурга.
Потом родители обосновались в Песках. Отец работал энергетиком на деревообрабатывающем комбинате, мама - как и все местные женщины - занималась домом и детьми. Мы с Игорем учились в дубровской школе.
Мне вечно не сиделось на месте; нравилось что-то придумывать, организовывать. Вот и назначили меня, комсомолку, классным организатором. В июне 41-го мы решили, что пойдем подсобниками на комбинат, чтобы помочь строителям побыстрее окончить новую школу - старая уже не вмещала всех учеников. Но проработать пришлось всего несколько дней…
Хорошо помню тот день - 6 сентября 1941 года. В 6 вечера, под барабанный бой, на левый берег Невы маршем пришли немцы (наши Пески располагались на правом). Они заняли церковь; когда было тихо и безветренно, мы слышали их речь.
Все наши деревенские сразу ушли в лес. А мы, молодежь, остались караулить дома. И, как оказалось, правильно сделали! Ночью в деревню пришел моряк - голодный, мокрый, уставший, и с ним еще двое. Спрашивает:
- У вас лодки есть?
- Есть, но их милиционеры продырявили, чтобы мы на тот берег не уехали.
- Давайте чинить! Лодки нужны, чтобы выручить наших…
И вот мы ночью за домами жгли костры, смолили лодки, затыкали дыры тем, что попалось под руку -простынями, тряпками... Показали морякам, где лучше всего переправляться. И они вывезли остатки морского десанта, который дожидался в небольшой песчаной пещерке у берега. С того события в памяти осталось лишь одно имя - Саша Ильин, ленинградец. Остался ли он живым?..
А через несколько дней в Ленинграде стали набирать ополчение. И к нам пришли ополченцы: мои сверстники - 16-17-летние мальчишки, рабочие с ленинградских заводов. Они образовали Невскую оперативную группу.
Шел сентябрь, на полях оставалось много овощей - картошка, морковь, свекла - мы могли бы запастись на всю зиму! Но… думали, что с немцами будем воевать недолго, так же, как и в Зимнюю войну. Правда, несколько семей вышли на поле копать. Тут же налетел одиночный немецкий самолет и расстрелял людей. Наши сбили этот самолет. До сих пор у меня перед глазами стоит лицо молоденького летчика, который плакал и по-немецки звал маму… Его, конечно, расстреляли. А я, вспоминая его, думаю - люди не должны воевать друг с другом…
Мы стали обживать лесные землянки. Помогали связистам - показывали, где лучше проползти по снегу, ведь мы знали все тропки и убежища.
Первая военная зима выдалась лютой: жестокий мороз и голод. Кольцо вокруг Ленинграда сжималось, и нам тоже пришлось перемещаться ближе к городу. За хлебом - его давали только на два дня - мы ходили через день по 36 километров во Всеволожск. Выйдешь в четыре утра, за полночь возвращаешься. Ноги - в холодную воду, чтоб в себя прийти… Откуда-то брались силы…
Нас, деревенских, подкармливали военные. Как кончится очередной бой, повар с полевой кухней дожидается бойцов - а их нет, полегли… Кашу отдавали нам, и мы старались держаться поблизости.
В ту зиму мы с Игорем остались одни, родители и все наши родственники умерли от голода. Летом нас вывезли в Новую Пустошь, к окраинам Ленинграда, и мы работали в подсобном хозяйстве оптико-механического завода, выращивали овощи для рабочих предприятия.
Осенью 1942 года нас с Игорем взяла в столовую Военторга при 67-й армии - помогла соседка. А еще стирали белье, нам за это давали кусок хлеба. Сами носили воду, замачивали окровавленную одежду с хлоркой, стирали - руками, конечно.
Брата спасло то, что начальник штаба взял его как сына полка. Дали Игорю форму, поставили на довольствие, а потом его усыновил один полковник. С его легкой руки брат закончил Нахимовское училище, потом военно-морское, Академию. Впоследствии он командовал подводной лодкой, которая совершала кругосветные походы.
А я стала работать в столовой при штабе. Продвигалась армия - и мы вместе с нею.
Помню, как однажды к нам в штаб приезжал Климент Ворошилов.
За те военные годы много чего случалось - и трагического, и трогательного, и забавного. В Гатчине случай был. Мы же всегда шли в авангарде, чтоб успеть приготовить еду для военных. Так и здесь: едем по дороге и вдруг слышим чужой разговор. Это немцы уходили из Гатчины! Никто ни в кого не стрелял - наверное, они не поняли, что к чему. Потом уж стали бомбить, одна бомба в столовую попала…
Однажды мы стояли у Печорского монастыря - он и тогда был действующим. Кстати, об этом не принято было говорить, но перед очередным наступлением священник всегда служил молебен, благословляя на успешную битву. Я несколько раз видела, что в нашей армии так и было!
А еще помню, как мне ногу спасли два военных медика. Я ошпарила ее кипятком, началось нагноение, врач сказал, что надо ампутировать. А я сказала себе: - Лучше умереть, чем остаться без ноги. И так получилось, что в нашу землянку зашли эти офицеры, они искали госпиталь. Посмотрели, подлечили… Потом говорили, что один из них был двоюродным братом маршала Жукова.
Случались и казусы. Помню, как в Прибалтике наши молодые бойцы напугали немцев, когда те ночью вышли в туалет. Немцы ведь все делали по расписанию! Вышли на поляну со своей стороны, уселись к нам спинами… Наши и выдали залп из винтовок!
День Победы мы встретили в Литве. Лежим ночью, спим, вдруг заходит какой-то незнакомый генерал: - Война закончена, Победа!
А одна из наших, ленинградка, подошла к нему в одной ночной рубашке, обняла его и плачет: - А мне-то что делать, у меня же никого не осталось!
Генерал гладит ее по голове и говорит: - Теперь надо строить новую жизнь!..
После войны Лидия Николаева восемь лет проработала в милиции. Здесь же она познакомилась со своим будущим мужем, Валентином Ивановичем Ладухиным, с которым прожила в любви и согласии 51 год. Лидию Георгиевну любят и уважают и в Выборгском карьероуправлении: ведь она отдала этому предприятию почти сорок лет своего добросовестного труда. Многие в ее дружной семье стали строителями.
О военном лихолетье Лидия Георгиевна Николаева иногда рассказывает своим взрослым внучкам Марии и Татьяне - когда те расспрашивают. А закончив рассказ, добавляет:
- Не должны люди воевать! Мы рождены, чтобы любить друг друга.
При использовании материалов сайта, ссылка на сайт газеты Выборг обязательна. Редакция не несет ответственности за достоверность информации, опубликованной в объявлениях или рекламных материалах.