Такая простая сложная жизнь

Мирное население оккупированных территорий было изрядно прорежено за время нахождения под гнетом захватчиков в период Великой Отечественной войны. Русский народ, обреченный на тотальное истребление «сверхчеловеками», был низведен до состояния раба. Самыми незащищенными были, конечно, дети. Достаточно вспомнить «фабрику детской смерти» концлагерь Саласпилс…
Николай Михайлович КонсТанТинов – один из тех, кто признан малолетним узником времен Великой Отечественной войны. Ему повезло, он не попал в Саласпилс, его не отбирали у обезумевшей матери, и он выжил. Везение это горькое, в плен попала практически вся семья.
Накануне войны он вместе со старшим братом, мамой и отцом жил в нескольких километрах от Трубникова Бора (Тосненский район) в деревне Вороний Остров на реке Равань. Мама Мария Филипповна домохозяйничала, а отец Ефим Федорович трудился на «железке»: по тем временам весьма престижная работа. Та деревня все еще жива, последний раз Николай Михайлович вместе с женой навещал родные места два года тому назад – навестить родные могилы. Теперь здесь огромный садоводческий массив, рекреационная зона, коттеджная застройка.
Из собственных воспоминаний Николая Михайловича:
– Я мало помню, – мне в начале войны еще шести лет не исполнилось. Запомнил, как уходили от немцев в леса. Построили шалаш. Какое-то время вся деревня жила в лесу. Мужики вырыли яму – что-то типа землянки, но она стала заполняться водой. Там мы пытались спрятаться, когда начался артобстрел, ожесточенные бои шли где-то совсем рядом. Это была осень 1941 года. Отец стоял в воде и держал меня на плечах. А потом и говорит – что же, здесь помирать? Вылез из ямы и пошел обратно в шалаш. Я у него на плечах, брат Витя за его ногу держится. Через какое-то время и мать пробралась в шалаш. Говорит, вас убьют, а я там одна останусь? Взяла и подушку на голову одела, чтобы не слышать разрывов. Страшно было. Потом уже смеялись, что, дескать, подушка пуленепробиваемая…
А потом пришли немцы. Кричали, чтобы все возвращались в свои дома, а то будут как партизан расстреливать. И все вернулись. Немцы подогнали машины, всех жителей погрузили и отвезли на станцию. Всю деревню, подчистую. Троюродных сестер отправили в Гатчину, а оттуда – в немецкий плен. Семья Константиновых была отправлена на территорию Латвии, где их всех и отдали в рабство. Так они попали на небогатый крестьянский хутор.
Николай Михайлович рассказывает, что хозяева и сами жили бедно. А русским батракам предоставили наполовину сложенный из камня свинарник с земляным полом. Даже еду давали в корыте, под столом: в основном вареная картошка, залитая кислым молоком. Батрачила вся семья – и взрослые, и дети. Здесь они прожили вплоть до 1944 года. Маленький Коля до сих пор помнит подзатыльник, который получил от матери, когда пытался высунуть нос из свинарника во время наступления советских войск. Возможно, тот материнский подзатыльник и каменная стена свинарника еще раз спасли ему жизнь: перестрелка была нешуточная.
После освобождения отца сразу посадили как дезертира. Тогда никто не брал в расчет, что таких «дезертиров», внезапно попавших в немецкое окружение, в Ленинградской области были сотни. Когда Мария Филипповна вместе с сыновьями добралась до деревни, родного очага уже не было: дом был уничтожен.
Подросший старший брат Виктор сразу пошел работать, восстанавливать железную дорогу. Семья поселилась в маленьком соседском домике. Мать слегла: рак желудка.
– Вбили гвоздь в стену над кроватью, повесили полотенце. Чтобы мать напоить, я ее голову приподнимал, а дальше она уже держалась за полотенце. Старший брат на работе, я по малолетству дома, с больной матерью…
И снова включился фактор везения. Их нашел родной дядя, тоже железнодорожник, который во время войны возил в спецвагонах каких-то высокопоставленных лиц, в то время как его семья выживала в осажденном Ленинграде. Он приехал, забрал мать в больницу, и там ей сделали уникальную операцию, после которой она прожила еще 27 лет. «Прекрасный хирург был», – поминает добрым словом врача Николай Михайлович, которому на тот момент было всего девять...
Пока мать лежала в больнице, тетя увезла Колю в Ханилу. Позднее туда перебралась и мать. И только в 1946 году Николай, наконец, пошел в школу. Школа была в пионерском лагере около станции Гвардейское, и первые два года обучения каждое утро мальчишка ездил на дизеле в школу, а потом обратно. Потом еще два года в Ханильской школе, а весь пятый класс точно так же на дизеле ездил учиться в Выборг. 6-7 класс уже ездить не пришлось, открыли полноценную школу и в Ханиле.
В 1954 году пошел работать на производство в поселок Гранитный – обрабатывать каменные глыбы киянкой (здесь изготавливали гранитные поребрики). А образование завершал уже в школе рабочей молодежи.
А дальше была служба в Ленинграде, где он познакомился со своей будущей женой. В армии получил специальность водителя и связиста. Будущая подруга жизни работала связисткой в военной академии связи им. Буденного, а часть, куда попал Николай, обслуживала эту академию. Сначала они услышали друг друга по телефону, и только спустя какое-то время сумели увидеться.
Армию и все, что с ней связано, Николай Михайлович вспоминает тепло. Эти три года стали для него настоящей школой жизни. Отец вернулся через 10 лет, позднее был реабилитирован. И они вместе с матерью тоже поселились в поселке Гранитный. Сюда Николай привез свою невесту Александру, здесь женился и прожил с женой 52 года. Здесь же всю жизнь и проработал. Сейчас они живут в Каменногорске, бывшем Антреа, то есть городе Святого Андрея. А неподалеку живет их сын Андрей Николаевич и подрастает внук – Андрей Андреевич.
Такая простая сложная жизнь, которой могло бы и не быть. Как не было ее у сотен детей войны, которые погибли только потому, что они родились в России.
Екатерина ЗУЕВА