Горечь военного детства

Война закончилась давно, но воспоминания о ней до сих пор волнуют нас -
в каждой российской семье живет память о тех страшных годах. Гостем
сегодняшнего номера стала Екатерина Петровна Лаврентьева, которая
рассказывает о своем военном детстве.
-Про войну я не люблю вспоминать, хорошего там было мало. Но раз
просишь, расскажу…
Я родилась в 1933 году в деревне Ореховне Новгородской области. Кроме
меня в семье было еще две сестры: Надя одиннадцати лет и трехлетняя
Нюша. Наш отец, Петр Игнатьевич, был коммунистом, считался очень
толковым организатором. Помню, мы все время кочевали из одного
отстающего колхоза в другой, где отец должен был налаживать работу.
Поднимет колхоз, в другой направляют… Как раз перед войной мы вернулись
в родную деревню.
Хорошо помню начало войны. Над нами пролетел немецкий самолет, и из него
выпало много-много белых бумажек – листовок. Мы стояли и смотрели, как
они летят, а потом ребятня побежала их собирать. В то время в деревне не
было радио, и мы не знали, что война уже полным ходом идет по стране. Я
принесла листовки домой, не знаю, что там было написано, читать еще не
умела. Отец прочитал и пошел в райцентр, а когда вечером вернулся, то
рассказал, что началась война, и его оставляют командиром партизанского
отряда.
И в тот же вечер мы услышали отдаленный гул взрывов. Помню, мама
плакала. Бабушка, мать отца, ругала его: «Зачем ты согласился?». А отец
говорил: «Я должен. Все равно на войну пойду. Молодые мужики должны
защищать Родину. Война скоро кончится». А где ж скоро? На четыре года
растянулась.
Помню, через пару дней отец прискакал на нашем вороном коне: «Собирайся,
Сима! Фронт подходит». Мама запричитала, у нас дом хороший был,
хозяйство, ведь семья-то работящая, зажиточная. Еще помню, как мы
собирались – родители вытащили половицы, спрятали под пол хорошие вещи,
которые не могли увезти с собой: машинку швейную, скатерть, салфетки.
Корову отец заставил сдать в военную часть. Мама все всхлипывала:
«Зореньку не отдам!». Но зато военные дали нам справку, и в самом конце
войны мы в качестве компенсации получили другую корову, благодаря
которой потом существовали в голодные послевоенные годы. После недолгих
сборов запрягли телегу, сели, а бабушка говорит: «Не поеду, здесь
умирать буду». Но папа кое-как заставил ее ехать, а она по пути все-таки
соскочила с телеги и вернулась домой.
Бабушку повесили на нашем же колодце в первый день, когда в деревню
вошли немцы. Наверное, кто-то из своих, деревенских, выдал, что она мать
коммуниста. Родители думали, что это соседка, потому что вещи наши
спрятанные потом оказались у нее. Мама, когда ездила после войны в
деревню на могилки родных, просила соседку отдать швейную машинку, но та
отказалась.
Из Ореховны мы поехали к маминой сестре в деревню Робежа. Прожили там,
наверное, неделю. И вдруг как-то ночью стали стрелять! Рядом церковь
была – как попал в нее снаряд, мы все с печки слетели! Тут наши солдаты
прибежали: «Бегом в землянку! Быстро! Ничего с собой не брать», –
кричат. А снаряды рвутся! Мы выскочили из избы. Впереди бежала моя
старшая сестра. Мама поотстала, она еще младшую на руках несла. Вдруг
вижу: у сестры Нади голова с плеч на землю слетела, а она еще три-четыре
шага пробежала перед тем, как упасть. Я кричу: «Мама!», тут солдат меня
схватил и в землянку затолкал. А Надя наша на земле лежать осталась, нам
потом солдаты помогли ее похоронить наспех. После войны мама ездила к
ней на могилку.
…Той же ночью приехал отец и сказал, что надо эвакуироваться, и отвез
нас на железнодорожную станцию. Помню, эшелон был набит битком, мест не
было, и отец все куда-то бегал, договаривался. Наконец, нас посадили в
вагон.
Мы ехали в тесноте в товарных вагонах три месяца. Один раз попали под
сильную бомбежку. Я не знаю, сколько было в эшелоне вагонов, но помню,
что хвост нашего поезда полностью разбомбило. Машинист как-то отцепил
вагоны и отъехал от обломков. Потом мы очень долго стояли на какой-то
станции, а затем двинулись в путь, но уже с другим эшелоном. Что ели,
спрашиваешь? Кто ничего, а кто и что. Мама что-то покупала или
обменивала на станциях. Один раз вышла и не успела сесть, поезд
тронулся, но мама на ходу успела заскочить в один из последних вагонов.
А мы-то не видели и не знали, что она в поезде. Ой, как мы с Нюшей
плакали и кричали! До следующей остановки было очень далеко. А поезд все
ехал и ехал, и когда остановился, вдруг вошла наша мама и принесла
поесть.
Помню, как сделали остановку в Челябинске. К тому времени у нас вшей уже
была тьма, мы же три месяца не мылись. Нас сразу в баню отправили,
каждому дали по маленькому кусочку мыла, а вещи сдали на обработку.
Потом наш эшелон поехал дальше, и привезли нас в Новосибирскую область.
Эвакуированных распределили по деревням. Нашу семью поселили в
деревеньке в трех километрах от города Чулым. Я пошла учиться в
чулымскую школу, а мама устроилась работать на железную дорогу
стрелочницей. Там был такой круг, где паровозы проходили обдувку, иначе
говоря, спускали пары. Я у нее часто бывала, обед носила после школы. А
какие в Новосибирске холода! Бураны – занесет и не увидишь! Когда в
школу ходила, мне мать на пальто такой большущий платок сверху
завязывала. Не помню, где она его взяла. Может, дал кто за работу. Когда
у мамы был выходной или смена в ночь, мы с ней ходили по домам,
подрабатывали. Мама стирала, косила, дрова колола, в общем, делала, что
могла. За это ей еду давали или кое-что из вещей. Через некоторое время
нам выделили свой огородик, и стало полегче.
Я точно не скажу, но мне кажется, зимой 1944 года к нам приехал в отпуск
отец. Оказалось, что он лежал в госпитале неподалеку. Отпуск отцу
почему-то продлили, и папа устроился на работу в депо, он был слесарь 7-
го разряда. Начальник депо даже выхлопотал ему бронь как хорошему
специалисту. Но военкомат все равно прислал повестку, и мы пошли
провожать отца на фронт. Народу собралось много, пришли все знакомые,
вдруг прибегает начальник паровозного депо и опять несет приказ на
бронь. Но проработал отец недолго, вскоре пришла новая повестка. Папа
вернулся к нам ранней весной 1945 года после тяжелого ранения инвалидом
1-й группы. Такой тощий, больной пришел, что смотреть жалко было. И хотя
болел сильно, помню, бывало отлежится и идет на работу в депо –
помогать. Начальник его сильно уважал.
Хорошо помню День победы. Меня мама отправила в магазин, а там из
репродуктора: «Война окончена!» Все плачут, целуются. Я домой побежала,
конечно, ничего не купила, бегу и кричу на всю улицу: «Война
кончилась!».
Осенью 1945 года в нашей семье родилась младшенькая, Валя. А весной 1946
года мы засобирались на родину. Нам даже выделили свой товарный вагон,
потому что у нас была корова. Та самая, что мы получили по компенсации.
Вагоны раньше были небольшие, вполовину теперешних. Так мы и поехали,
полвагона у нас, во второй половине – корова. Корова была нашей
кормилицей. Много ли мог отец-инвалид заработать? Ехать-то собрались, а
куда – не решили. Дом наш в деревне был разбит в ходе боев, а новый отец
уже не мог построить. В августе 1946-го приехали в Выборг, тут у нас
были родственники. Но отец не любил жить в городе, месяц простояли на
станции, а потом получили направление в Ханилу. Наш вагон прицепили к
товарному поезду и отвезли до места.
После войны отец сильно болел. Бывало, вспоминал войну и плакал. Он
рассказывал, что партизаны жили очень трудно, ночевали, когда в
землянках, а когда в снегу под открытым небом. Для него как для
командира самой трудной была проблема продовольствия. Если в действующей
армии бойцов все-таки кормили, то партизаны должны были обеспечивать
себя сами. А где брать еду, если в деревнях немцы все уже повыбрали, и
жителям самим есть нечего? Тяжело воевали. После войны ему пенсию
назначили совсем небольшую – 33 рубля, тогда партизан как-то не
приравнивали к ветеранам действующей армии. Обижался. Но ведь все равно
домой живой пришел. Вот у нашей соседки в Чулыме из четырех сыновей
только один домой вернулся и муж погиб. А наш живой. Мы о нем
заботились. Помню, мама принесет из магазина еду, и мы смотрим, чтоб
сначала отец поел, а потом уже мы.
Я каждый год смотрю парад 9 мая, как идут наши старики в наградах, и
всегда плачу. И по радио часто слушаю, как читают воспоминания ветеранов
о войне, о блокаде.
Знаешь, я, когда просыпаюсь, всегда благодарю Бога. Пусть у меня пенсия
небольшая, но ведь дом есть, в доме тепло, не голодаем и войны нет. И
слава Богу за мирную жизнь!

Ирина АНДРЕЕВА