Нам все помнятся ночи зимние

В эти дни мы, ленинградцы, пережившие годы блокады, с особым чувством вспоминаем сентябрь сорок первого… Многие говорят, дескать, что вы, тогдашние дети, можете помнить? А помним мы если не все, то очень многое, ибо то, что пережили, далеко выходит за рамки обыденного. Память же детская - особенная память.
…Летом 1941 года, как обычно, мама повезла нас с братишкой в Псковскую область, на Плюссу. Начало июня. Жаркие уже дни; неширокая, прозрачная и веселая речка Плюсса, родные люди - тетя, ее дочь, папины племянники - все собирались в эти благословенные места каждое лето.
И вдруг, как гром среди ясного неба - война! Очень быстро разнеслась весть - враги во Пскове! Город горит, связь прервана, поезда не ходят! Наши мамы, не успевшие как следует распаковать чемоданы, стали спешно укладывать вещи.
Улицы большого села наполнились шумом, криками, лошадиным ржаньем, мычанием коров и прочими звуками беды. Маме удалось пристроить нас на подводу, где лежала огромная свинья - хозяин спасал свою живность, может, и еще что-то, но мне запомнилась лишь эта хрюша.
Добравшись до станции, мы вместе с другими дачниками стали ждать поезда. В ожидании прошел день. Над нами иногда шли на бреющем полете немецкие самолеты, но не бомбили - видимо, только разведывали обстановку. Под вечер показался поезд, идущий из Пскова. Состав состоял из теплушек, перевозивших раненых. Наши мамы слезно умоляли начальника поезда взять нас до Ленинграда. Он согласился, и вот мы в теплушке. Описывать ее не надо - многие смотрели кинофильм "Блокада".
Поездка была недолгой: приказали немедленно покинуть поезд. Шел он медленно, но, согласитесь, выбрасывать малых детей на ходу - очень страшно! Благо, места под Лугой песчаные. Свои первые военные травмы мы получили именно под этими откосами…
Через какое-то время нас подобрала полуторка с красноармейцами, довезла до станции. Уже на пригородном поезде, на малой скорости, доехали до Ленинграда. От Варшавского вокзала до своего проспекта Рошаля (ныне - Адмиралтейский) шли пешком. Какое счастье было - снова увидеть родной золотой шпиль! Вскоре его замаскировали серой краской, так же как и другие шпили и купола…
Когда мы вошли в свою комнату, мама сказала: "Пусть хоть разбомбят здесь, но никуда мы больше не поедем!" Так и вышло: мы не уехали из Ленинграда, встретив там первый и последний дни блокады.
Первый страшный день был 19 сентября, когда на город были обрушены тонны бомб, когда у нас вылетели все оконные стекла, которые не спасла наклеенная крест-накрест бумага, когда через крышу нашей пятиэтажки летели искореженные трамвайные рельсы.
Окна забили фанерой, на первом этаже, где сейчас индийский ресторан, соорудили кирпичный ДОТ в угловом помещении. Эта огневая точка контролировала оба проспекта - Майорова (ныне Вознесенский) и Рошаля. К счастью, использовать ее не пришлось.
1 сентября я пошла в школу. Одна из немногих, наша 239-я, работала всю блокаду. Но мой первый учебный год прервался зимой - цинга и дистрофия стали тому виной. Через год, вновь научившись ходить, снова стала школьницей.
Первая блокадная зима - это сожженные мебель и паркетный пол; это походы к проруби возле Адмиралтейства; это просьбы отоварить хлеб на два дня вперед; это и сам хлеб, тяжелый и мокрый, как глина; это артобстрелы и воздушные тревоги; это сирены и метроном; это смерть на каждом шагу - но и несокрушимая стойкость ленинградцев, их мужество, их воля к победе, их посильный труд во спасение своего великого города.

Валентина ШУМОВА