Родом из блокадного Ленинграда

Валентина Федоровна Иванова – педагог с сорокалетним стажем, и почти двадцать лет она проработала в Кондратьевской сельской школе. Сейчас Валентина Федоровна на пенсии, но по-прежнему сохраняет активную жизненную позицию, ее часто приглашают выступать в школы с воспоминаниями о своем военном детстве.
- Великая Отечественная война застала меня в детском санатории в Разливе, откуда нас вскоре увезли домой в Ленинград. Когда же немцы стали подходить к городу, началась эвакуация населения, и в первую очередь детей. В нашей семье было четверо детей, и все девочки. Воспитывала нас одна мать, отец умер незадолго войны. С началом войны одна из сестер Люся все еще находилась в детском лагере в Толмачево, недалеко от Луги, а остальных эвакуировали в Боровичи. Там мы пробыли всего несколько суток, но так как немцы подошли совсем близко к Боровичам, нас вернули домой. Люсю тоже с большими трудностями привезли обратно в Ленинград. Враги были уже в Луге. 8 сентября 1941 года началась блокада города. Это был день моего рождения, мне исполнилось тринадцать лет. Прекрасный солнечный день – тихий-тихий. Но эту тишину вдруг нарушили немецкие самолеты, они бомбили Бадаевские продовольственные склады.
Вскоре в нашей школе № 295 на берегу реки Фонтанки собрали учеников средних и старших классов и предложили помочь защитникам Ленинграда, вступив в санитарную или пожарную дружины. Я записалась в пожарную дружину. Нам поручили готовить дома к усилению противопожарной безопасности. После распределения мне достался дом неподалеку от места, где мы жили, в конце Апраксина переулка рядом с Большим Драматическим театром.
Что нам приходилось делать? Девочки носили на чердаки мешки, часто они были рваные, мы чинили их. Еще белили суперфосфатом и известью чердачные перекрытия. Мальчики носили наверх песок, заполняли им мешки и ящики, готовили противопожарный инвентарь, развешивали его на стендах. Взрослые знакомили нас с устройством зажигательных бомб, учили их тушить, рассказывали с какой стороны подходить, и как в случае необходимости сбрасывать с крыши. Днем мы дежурили на крышах и чердаках, а самые смелые выходили на ночные дежурства. Конечно, взрослые всегда были с нами, а мы были их добровольными помощниками.
Когда начался особенно интенсивный обстрел города, и зажигательные бомбы посыпались "пачками", нас, детей сняли с дежурств на крышах и чердаках. Но мы не остались без дела, а помогали взрослым оборудовать бомбоубежища в подвалах своих домов: ставили нары, приносили кровати, скамейки, бачки для кипяченой воды, белили стены и потолки, ввинчивали лампочки, подметали полы, уносили хлам и мусор, все, что могло легко воспламениться. Тем временем кольцо блокады сжалось, продовольствия не хватало, постоянно хотелось есть, наши силы таяли. Продукты выдавались только по карточкам, постепенно все меньше и меньше. Тревоги участились и звучали так часто, что нам надоело бегать в бомбоубежище, и мы всей семьей оставались дома. Однажды бомба попавшая в соседний дом, выбила в нашей квартире все стекла. Поэтому нам пришлось заколотить и завесить окна, в результате квартира погрузилась в темноту. Зажигали лишь маленькую коптилочку от лампадки. Еду готовили на буржуйке, постепенно сжигая мебель, детские игрушки, старую обувь. Круглые сутки мы не снимали пальто и шубки. Так и спали в верней одежде, не только потому, что было холодно, но и на случай тревоги.
Потом в доме не стало воды. За водой ходили с саночками и ведрами на Гороховую улицу, где в ледяной канаве черпали воду. Кто-то ходил на Неву, на Фонтанку. Но в Неве, говорили, было много трупов и крови. Много погибших и умерших было среди мирных жителей Ленинграда.
Так мы прожили первые шесть месяцев тяжелейших дней блокады. Вспоминая сейчас, я думаю: откуда только у нашей мамы брались силы, чтобы сохранять четверых детей и себя для них?! Но потом мамы не стало. 22 февраля 1942 года, утром она, как обычно, всех накормила, вымыла посуду, легла отдохнуть и больше уже не проснулась... Вскоре к нам пришел управдом с какими-то женщинами. Они описали наше имущество, а меня и сестрер отвели в детский дом на улице Правды.
Я недолго была на ногах, и меня поместили в изолятор. Затем туда же попала и сестра Нина, которой только что исполнилось 8 лет. В 1941 году она должна была пойти в 1-й класс. Мы обе умирали. Но я выкарабкалась, а Ниночка умерла. Я пролежала в изоляторе более 3-х месяцев, с марта до июня, от истощения не могла ходить. Врачам пришлось много повозиться со мной. Жизнь в блокадном детдоме я помню смутно, запомнился только изолятор. Мою одиннадцатилетнюю сестру Люсю ранней весной, пока на Ладоге еще был лед, эвакуировали в Ярославскую область. А младшую Тосю, которой не было еще и четырех лет, оставили в детском доме с малышами. Я же была серьезно больна дистрофией и цингой, поэтому совершенно не могла двигаться.
Наш детский дом эвакуировали на Большую землю 18 июля 1942 года через Ладожское озеро. Озеро переплыли благополучно, хотя и попали под бомбежку. На другом берегу Ладоги нас покормили и погрузили в поезд. Мы ехали 10 суток, пока не прибыли на станцию Мантурово Костромской области. На станцию поезд прибыл рано утром, там уже нас встречали колхозники на телегах. Увидев нас, женщины плакали - такие мы были жалкие, слабые, истощенные. Помню, директору нашего детского дома колхозницы говорили: "Милая, да ведь ты их до места не довезешь живыми…". Наш путь лежал дальше, вдоль берега реки Унжи (приток Волги) за сорок километров от станции в село Малые Угоры. Поселили нас в пустующей церкви, она была большая, просторная, светлая, двухэтажная. Там мы и прожили все три года до конца войны. Зимой жили в отапливаемом первом этаже, летом переселялись на второй этаж. А малышей поселили в бывшем доме священника. Так началась наша "мирная" жизнь в тылу. Мы ходили в школу, летом работали в поле и на огороде, ходили в лес, заготавливали на зиму грибы и ягоды. Осенью солили капусту. И так дожили до Победы. У нас был очень хороший детдом, я до сих пор с благодарностью вспоминаю своих воспитателей и помню их имена. Директор нашего детдома жива до сих пор. Как раз в нынешнем году, 30 июля на даче в Песочном мы, бывшие воспитанники, отпраздновали ее 100-летний юбилей. До сих пор поддерживаем между собой связи и встречаемся.
В 1945 году после окончания учебного года нас отвезли в Ленинград, и для меня началась самостоятельная жизнь. Надо сказать, что новая жизнь оказалась для многих детдомовцев порой тяжелее военной. Меня направили учиться в сельскохозяйственный техникум. Жила в общежитии, в комнате, где кроме меня было еще 25 девчонок. Ела раз в сутки на 20 копеек, ведь получала стипендию всего 8 рублей. Помню, от недоедания я вся покрылась чирьями. У меня было только одно платье, и когда я его стирала, мне приходилось лежать в кровати и ждать, пока оно высохнет. Зимней одежды тоже не было. Наверное, у меня был такой вид, что одна из учительниц принесла мне ватничек, другая ботики. Это было страшное время. Так я прожила три года.
Даже сейчас, порой глядя по телевизору передачи про детдомовцев, я плачу. Судьба сирот тяжела. Если в детдоме о них как-то заботятся, то в самостоятельной жизни они оказываются одиноки, без поддержки со стороны близких людей. Но я была упорная. Получив диплом агронома, я все же потом поступила в педучилище в Гатчине, а затем уже в институт Герцена в Ленинграде. Мне очень хотелось стать учителем. Днем училась, а по вечерам подрабатывала корректором в редакции газеты. Я была очень грамотная, училась хорошо и потом даже стала получать повышенную стипендию. Вот так и жила, потом, после окончания 7-го класса, ко мне приехала младшая сестра Тося, я помогала ей 9 лет. А ведь в то время надо было платить за учебу в старших классах и институте. И законы были такие, что льгот у нас не было, так как наш отец умер еще до войны, а не погиб на фронте. Нам даже не дали возможность остаться Ленинграде. Не говоря уже о том, что я полжизни провела в общежитиях и съемных квартирах, пока сама не купила себе жилье. Поэтому сестра Тося после окончания педиатрического института уехала по распределению работать в Приморский край, где осталась и живет там до сих пор. А сестра Люся после войны поступила в ремесленное училище и стала портнихой, тоже жила в Выборге.
После учебы я получила диплом педагога и более 40 лет преподавала русский язык и литературу. Поэтому все же считаю себя счастливым человеком, ведь у меня была любимая работа, которой я посвятила многие годы жизни.