Жизнь - полная чарка!..

Судьба людей - судьба страны

Я смотрю на Марию Петровну и вспоминаю ее рассказы о войне: в 1941-м ей было всего 3 года. Немец быстро продвигался по нашей территории, и вскоре оккупировали Старый Оскол. Отец был кадровый военный, мать - сельская учительница. Отец в действующей армии с боями отступал, мать оставила двоих малых детей на руках своей матери и уехала в эвакуацию одна… Маленькая Мария помнит, как пришли в дом немцы, как они с бабушкой стали жить в погребе. Как-то немцы готовили еду на летней кухне, а маленький брат стал крутиться вокруг столба-опоры этой летней кухоньки, крыша-то и завалилась. Немцы схватили братишку, а бабушка умоляла их не убивать его… Помнит, как бабушка на ночь возила их в самодельной тележке на двух колесиках в соседнюю деревню за пять километров, потому что боялась ночной бомбежки. Как она просила их пройти немножко своими ножками, потому что у нее не было сил везти их по оврагам. А у них тоже не было сил, и они сидели и ждали, когда бабушка отдохнет и снова будет толкать тележку вверх по склонам оврагов…
Потом кончилась война, вернулась мать. Но отец не возвращался. Мать - член партии, стала везде посылать запросы. Пришел ответ, что ее муж находится в Германии. Мать взяла двоих детей и поехала в Германию.
- Мне было лет 6-7. Я помню, как отец привез нас к какому-то серому зданию, мы стояли на ступенях, а отец торжественно произнес: "Это, дети, рейхстаг!" Я не понимала, что такое рейхстаг. Помню только, что мне было холодно на этих ступенях и я хотела быстрее домой… Мы с отцом сменили несколько немецких поселков вместе с его воинской частью: Дрейц, Перлиберг, Вадшток… Семье моего отца, как старшего офицера, полагалась прислуга. Я помню, у нас была служанка, ее звали Эдит. Она приходила в накрахмаленном белом переднике, на голове - кружевная наколка. Мать моя бегала вокруг нее, суетилась и говорила: "Не надо, не надо, это я сама сделаю, а то вы испачкаетесь". Мать была такой худой, изможденной, что рядом с Эдит выглядела не как ее хозяйка, а наоборот… Отец наслаждался положением победителя, поэтому и не спешил объявляться в Старом Осколе. Я помню, как он показывал фотографии послевоенных дней отдыха: офицеры ходили на охоту в леса бывших немецких хозяев, стреляли оленей. Рассказывал о своих трофеях, говорил, что охотились вместе с Василием Сталиным…
В первый класс я пошла в Германии. Мама купила нам с братом белые гольфики. У меня было много ажурных воротничков, таких потом в России долго не было, и я много лет еще фасонила в них. Но первый класс я не успела закончить, - стали сокращать войска в Германии, отца перевели в СССР, на Украину - в Волчанск. Была зима, холодно. Я стала ходить в местную школу. После занятий у меня не было сил подняться в гору домой - было холодно и скользко. Я до половины горы доберусь, поскальзываюсь, и меня снова несет обратно под гору. Я замерзну и сижу под горой, плачу - мокрая, холодная, пока меня кто-нибудь не подберет или мама пойдет искать. Так всю зиму мучилась и болела. Летом мы вернулись в Старый Оскол, в старый бабушкин дом. Там отец стал строить свой дом рядом с бабушкиным. Мама хотела, чтобы мы ходили такие же нарядные, как в Германии, надевала нам белые гольфики. А местные ребята нас стали за это дразнить "фрицами", и мы перестали носить гольфы.
Я вспомнила, как мы сидели на хуторе с Марией Петровной и Иваном Александровичем, обедали на свежем воздухе - приготовили окрошку, салаты - все свое, выращенное своими руками. Я наслаждаюсь и высказываю вслух свое удовольствие хозяевам.
- А вы переверните салатницу, посмотрите на донышко, - обращает мое внимание Иван Александрович. Я смотрю и не верю своим глазам: на донце салатницы из белого фарфора стоит черное клеймо с немецким крестом.
- А это мои личные трофеи, - смеется Мария Петровна. - Это в Дрейце мы с братом ходили по разбитым немецким подвалам и нашли в одном много посуды, принесли домой. Вот только эта салатница дожила до этих дней, через все переезды.
Продав все дома умерших родственников - бабушки, матери, тетушки, - Мария Петровна заказала фургон и собрала все, что от них осталось - даже корыта для купания утят, и перевезла на хутор под Выборг…
- А где я сейчас бы все это купила? - объясняет она.
Последней умерла мать, которую Мария Петровна, устав ездить в Старый Оскол, перевезла в выборгскую квартиру. Мать ее прожила 93 года. К тому времени Иван Александрович уже перебрался от тещи в новопостроенный пятистенок и развел стадо из 17 коз. Он чувствовал себя великолепно, ежедневно гуляя со своим стадом по карельским скалам вокруг озера; хвастал, что после двух инфарктов, заработанных на военной службе, с козами он поправил здоровье настолько, что "держит уголок" - подтягивается на ветвях деревьев. За день он мог съесть до килограмма козьего сыра, который научился сам готовить, - он сам и доил эту ораву коз. Мария Петровна, занятая уходом за матерью, изредка ездила к мужу на хутор, забирая продукты козоводства и развозя своим дочкам и внукам. Когда я приходила в гости к ней, она угощала козьими котлетами, борщом, сыром и молоком. Козий дух был везде!
- Ну, а что мы еще можем? Все равно ведь это мясо и молоко! Это полезно!
Но дочкам-внукам козий ассортимент поднадоел, и стал Иван Александрович расширять свое хозяйство: появилась свинья Нюшка, появились мускусные утки, куры разных пород - и большие красивые пеструшки, и маленькие "корольки", которых особенно любил Иван Александрович и которые отвечали ему взаимностью: плодились круглый год - всегда кто-нибудь высиживал цыплят.
- Я люблю сельское хозяйство, у меня и родители в колхозе работали. А то, что куры круглый год цыплят высиживают, это говорит о том, что им хорошо у меня!
Иван Александрович вспоминает свое послевоенное детство: отец пришел с войны инвалидом, жили бедно, мать вязала носки на продажу, а ему, пацану, поручалось хорошенько их отстирывать, чтобы были плотные и пушистые.
- Я ведь тогда после войны сталкивалась с его отцом, да не знала, что это мой будущий свекор. Мне тогда вменялось в обязанности нарвать травы для козы, вот мы с девчонками и повадились на колхозные поля за травой. А объездчиком-охранником работал, как оказалось потом, мой будущий свекор, гонял нас, - смеется Мария Петровна. - С Иваном-то мы познакомились, когда я в техникуме училась, а он в Калининграде в морском училище. Приехали на каникулы домой, да и встретились в железнодорожном клубе. Я тогда впервые пришла на танцы в новомодном мини-платье. Еще бабушка ругалась на меня, что такие платья девушкам неприлично носить. А я ее успокаивала, что только один раз надену - схожу на танцы. Вот и сходила… Больше, правда, не пришлось этого платья надеть. А сшила-то я его из чего, грех-то какой… Из монашеской ризы бабки Пелагеи, сестры моей бабушки. Пелагея до революции в монастыре жила, а потом монастыри закрыли, и она приехала к моей бабушке, прожила до 1957 года. После ее смерти осталась нам на память ее черная монашеская риза, из которой я и сшила себе в 1959 году "маленькое черное платье".
- Ну, можно считать, это Пелагея своим платьем благословила на брак с вашим мужем, привлекла его к вам. И была права: значит, это все - благословение от Бога, - философствую я, оправдывая Марию Петровну.
- Я тогда и не думала, что это серьезное знакомство. А в зимние каникулы Иван приехал ко мне в Воронеж, где я училась в техникуме и жила в общежитии. Мы пошли гулять, и он мне сделал предложение. И тут же повел в ЗАГС. Ну, я девушка была непростая. Думаю, зачем курсанта расстраивать, схожу с ним, все равно не распишут: ведь надо сначала заявление подать, а потом три месяца ждать, он уедет и забудет. Пришли в ЗАГС, а там заведующая посмотрела на нас с одобрением и говорит: "Вижу, вы курсант, наверное, хотите побыстрее? Ладно, я уж нарушу срок и распишу вас сегодня". Я и глазом не успела моргнуть, как стала законной женой. Вышли из ЗАГСа, а мне аж не верится: как это я быстро так замуж вышла? Пошли с ним в ближайшую столовую и пообедали - отметили свое бракосочетание. Я вернулась в общежитие и рассказала подругам, что вышла замуж. А они, конечно, не поверили, пока я свидетельство о браке не показала. Потом мы с мужем поехали в родной Старый Оскол, где сообщили родителям. Помню, его мать сначала тоже не поверила - как это сын без ее спроса женился. А потом рассердилась на него, сказала: "Как жанился, так и жави". Иван уехал снова в Калининград доучиваться, а я тоже осталась учиться в Воронеже, продолжала жить в общежитии. Тогда были строгие правила, мужчин в женские общежития не пускали, постоянно приходили комиссии, проверяли санитарное состояние: у нас матрасы были набиты сеном, полагалось их перетряхивать во дворе. А после окончания военного училища мужа направили в Приморск под Выборг. Я помню, ехала в поезде из Калининграда и разговорилась с одной молодой женщиной, которая знала Ивана, но не знала меня. Она мне сказала, что многие девушки были влюблены в Ивана, и все очень расстроились, когда узнали, что он съездил на каникулах в родной город и там женился на ком-то: "И что это за краля такая, что он ее предпочел!" Мне, конечно, было приятно.
Мария Петровна смеется, рассказывая, что у нее тоже ухажеров хватало, да только она серьезно к ним не относилась. Мы, смеясь, обсуждаем, как она спровадила одного "футбольного авторитета":
- Да с ним и поговорить не о чем было: сидит, молчит и крутит на палец кончик моей длинной косы. Я пошла, купила ему билет на обратный путь на поезд, вручила ему, дверь поезда захлопнулась, а я осталась на перроне. Мне тогда все его друзья бойкот объявили; он сам, глупый, и рассказал им, как я его спровадила. Да… правда, он потом стал большим начальником в КГБ, и все на меня сердился. А другой - мой сокурсник - все контрольные и чертежи за меня делал: я прогуляю с девчонками в кино, а с черчением у меня слабовато было, так он меня выручал. Потом другая сокурсница мне выговорила, что он так на меня надеялся, ни с кем не встречался, а я за другого замуж выскочила.

Ираида ЕФИМОВА
(Окончание следует)