(Начало в номере за 30 марта)
Бабушку Машу помнят выборжцы, которые жили в то время в Гвардейском поселке. Их воспоминания доносят до нас образ суровой немолодой женщины, всегда в темной одежде и платке:
- Мы детьми понимали, что тетя Маруся не такая, как все женщины, всегда повязана темным платком. Но лицо у нее такое светлое было, цвет такой здоровый: она много работала на улице, дворником была. Так чисто было тогда в поселке Гвардейском, что мы, дети, играли в песочке на улице. Потом всем стали давать квартиры в городе, мы уехали. Почти все женщины, наши мамы, уже умерли, а бабушка Маша все там же живет…
Мария Михайловна Никишичева вспоминает то время 60-х годов:
- Потом стала дворником работать, в домохозяйстве нас было 6 человек, по одному дворнику на каждую улицу. С нас строго спрашивали, начальник за нами наблюдал. Как-то я мела, и дождик стал накрапывать, но я решила все-таки домести улицу. А на следующий день начальник меня спрашивает, почему я улицу в дождь мела. Я сказала: "Не мела я в дождь" (нехорошо на похвалу напрашиваться), а начальник говорит: "Я за тобой 20 минут наблюдал из окна". А к 1 мая мы должны были все помойки с зимы вычистить, лед сколоть, хлоркой все посыпать, сверху вокруг чистым песочком засыпать. Начальники ходили и проверяли.
…С мужем прожила Мария почти 20 лет, детей у нее не было. Когда умер муж, Мария Михайловна приняла постриг иночества. В советское время почти все монастыри были закрыты, поэтому иноки жили в миру; им особенно тяжело было бороться с мирскими соблазнами. Пострижена была инокиня в миру Мария в Спасо-Преображенском соборе отцом Антонием.
- Нас тогда было пострижено четыре инокини в миру. Так я там и осталась работать уборщицей и уже на пенсию оттуда ушла. Правда, четыре года я еще работала с отцом Проклом в Сиверской, его туда направили служить, и он меня с собой позвал. Я там была и алтарницей, и келейницей, и уборщицей, и сторожем, и за огородом смотрела - никто не шел тогда в церковь работать. В воскресные дни надо было человек на двадцать духовных чад отца Прокла трапезу приготовить, ведерную кастрюлю щей сварить. И сейчас отец Прокл зовет меня, он теперь епископом служит в другом месте, да я уже никуда не гожусь, самой нянька нужна…
К 90-м годам в Гвардейском поселке мало кто из послевоенных переселенцев остался, а бабушка Маша продолжала жить все в той же маленькой квартирке без удобств. По соседству с ней стали селиться опустившиеся в жизненных передрягах бедолаги, непутевые пьяницы, так называемый "риэлторский слив", век которых был недолог. Охала бабушка Маша, какое запустение в поселке пришло, и продолжала жить там же, обихаживая свой крохотный участок, высаживая цветы, лук, чеснок, огурцы и картошку. Наступил новый век, стали гореть ветхие домишки, на их месте растут богатые, невиданные ранее коттеджи за высокими заборами, покруче заграничных.
В 90-х годах финны стали в Выборг свободно приезжать. Как-то в Спасо-Преображенском соборе Мария услышала разговор финнов, они пытались что-то выяснить, но русский язык плохо знали. Бабушка Маша, не забыв свой родной карельский язык, поняла их финский и помогла им. С тех пор они подружились. Финны стали приезжать к ней в гости. Молодая финка Мария работала в консульстве в Питере, оформила Марии Михайловне загранпаспорт и визу, и повезли финны бабушку Машу к себе в гости. Для нее эти поездки незабываемы. Там про нее и про советских карел фильм сняли, в газете написали. Марии Михайловне очень там понравилось: живут, как в раю, и деревенские привычки не забыли - держат коров, быков, лошадей. Все там мило было, но от приглашения остаться там навсегда она отказалась.
- Нет, не сердитесь, умирать буду на своей родной земле, мне уж немного осталось, - сказала бабушка Маша. Она аккуратно содержит наготове свой апостольник, в котором ее положено в гроб класть.
- Я четыре своих смертных платья людям отдала, которые к смерти не готовились: умрут, а в гроб класть их не в чем. А апостольник свой никому не имею права дать, значит, лежит он для меня. И доски на гроб приготовлены, в сарае уж 25 лет стоят.
Пару лет назад совсем бабушка Маша занемогла, но церковь своих не бросает, нашлись добрые люди, оплатили ее лечение в госпитале. Лежала она среди заслуженных военных, молодые солдатики под руки ее на процедуры водили. Подлечили бабушку, подлатали, снова она всех привечает, всем рада, в своем домике печку топит и Бога славит.
Мария Михайловна всегда дома, и как-то одна женщина, уезжая в отпуск, оставила ей своего попугайчика. Бабушка Маша много читает молитв, только “Господи, благослови!” 40 раз надо повторять. И однажды услышала в тишине квартирки: "Господи, благослови! Господи, благослови!" От изумления замерла, а это попугайчик Кеша заговорил ее голосом. С тех пор она говорила про Кешу: "Это Божья птичка", а вернувшаяся из отпуска хозяйка, к радости старушки, оставила ей Кешу насовсем. Через несколько лет, выучив много молитв, Кеша умер. Со слезами бабушка Маша похоронила Кешу в огородике, поставив над его могилкой маленький крестик.
Каждое воскресенье за Марией Михайловной приезжает машина из Ильинской церкви, везет туда и обратно на воскресную службу. Ноги уже плохо слушаются, самой не добраться до церкви. Для пожилой женщины в храме ставят стульчик, по возрасту и здоровью ей дозволяется на службе сидеть. К ней с уважением подходят верующие; прикоснуться к матушке Марии для них - радость. В ее доме часто можно увидеть гостей с разных уголков нашего города и района. Она всем рада, всех принимает. К ней идут с радостями и печалями. Она всех любит, приветливо накрывает на стол что Бог послал: пшенный супчик, картошечка в мундире, капустка квашеная, огурчики соленые, чай с вареньем и хлебушек. И всегда говорит: "Я богачее всех, за все Бога благодарю, было время, у меня этого не было".
Бабушка выполняет и врачебные наставления, уважает своего участкового врача О.Н. Веселову.
- Ольга Николаевна сказала, что мне нужно разминать суставы, чтобы кровь бегала лучше, не засиживаться, вот поэтому лучше я сама посуду буду мыть. Вот носки вяжу, чтобы пальцы работали; носки мои арестантикам в тюрьму отдают - всех надо жалеть.
Я знакома с Марией Михайловной лет десять, часто к ней захожу, люблю говорить и обсуждать с ней житейские проблемы. А когда организовывали выставку в Гвардейском поселке, в "Бабушкином домике", ее советы по хозяйству были незаменимы. Ее простая житейская мудрость все расставляет по своим местам, дает понять, что важно, а что второстепенно. Она до сих пор готовит сама себе еду, печет вкусные постные оладушки с изюмом и нас угощает. Еда у бабушки Маши особенно вкусна - наверное, потому, что готовит она с молитвой. Без молитвы за стол не усадит. Кто бы ни пришел (а зачастую я прихожу к ней с незнакомыми ей людьми) - бабушка Маша всегда всем рада, все послушно встают перед иконами и слушают ее "Отче наш", после чего она перекрестит стол и только тогда позволяет сесть.
Бабушке Маше дозволено смотреть по телевизору только программу "Время" и ее любимую передачу "Жди меня", от которой она плачет. Говорит, что всех людей надо любить. Алкоголики и бродяги тоже нуждаются в человеческом отношении: они крест свой несут, их болезни за нас им даны. Как-то пришла я к бабушке летом и услышала от нее:
- У меня под окном на лавочке во дворе который день вижу трех парней и девушку. Нерусские, черноволосые. Сидят, печалятся. Кто-то отойдет, снова возвращается. Вижу - неладно дело. Выхожу, спрашиваю: "Вы чего, робята, какой день здесь сидите, али случилось чего?" А они говорят: “Нам, бабушка, хоть в петлю. Мы издалека приехали, работы у нас там нет. Мы братья двоюродные, а эта девушка с нами, брат на ней жениться собирается. Вот мы подрядились одному хозяину здесь гараж построить. Мы работали, девушка нам кушать готовила. Мы гараж построили, а хозяин уехал, с нами не расплатился, и где его искать - не знаем. Нам уже домой надо уезжать, жить негде, денег на дорогу нет. А пойти заработать на рынок мы боимся, всех "черных" сейчас ловят из-за взрыва в Москве. Один брат куртку свою продал, купил билет и уехал, а нам и продать нечего. Вот мы и сидим в этом дворике”.
Я сказала: "В петлю не надо - это грех. А сколько вам денег на дорогу надо?" Пошла я домой, достала похоронные деньги, положила в пакет банку варенья, буханку хлеба, выхожу и даю им: "Вот вам деньги и еда на дорогу, езжайте с Богом. Будут у вас деньги - вернете, не будут - проклинать не буду, поступайте по своей совести". Уехали они, теперь у меня спокойно на душе. Я думаю, меня и так похоронят, не оставят.
Я слушала рассказ бабушки и только хлопала глазами, ничего не говоря. Кто бы из нас так смог поступить? Больше года бабушка Маша получала денежные переводы из далекой глубинки - по 300, 400 рублей. Всю сумму долга "нерусские робята" честно вернули.
Каждый год бабушка Маша готовится к таинству соборования в Великий пост. Приезжает к ней священник на дом. Соборование - это особое церковное православное таинство молитвенного очищения, исповеди и приготовления к смерти. А то вдруг человек умрет, не успев перед смертью исповедаться. Это большой страх для православных. Поэтому соборование позволяет спокойно ждать смерти человеку очищенным от грехов.
Мало кто об этом знает из нас, современных, живущих одним днем. И только такие, как бабушка Маша, не растеряли в жизненных перипетиях спокойное достоинство православных, приобретенное в веках нашими предками.
Мне стоило больших трудов убедить Марию Михайловну разрешить про нее написать, чтобы осталась память о таких людях. Когда я закончила записывать ее воспоминания, она рассудительно сказала:
- Ты как напишешь, перед тем как в газету нести, ко мне приди, прочитай, все ли правильно, чтобы люди не осудили.
Моему удивлению не было предела, даже грамотные такое не просили, а неграмотная бабушка Маша за всю свою жизнь не прочитала ни одной газеты, ни одной книги. Молитвы она знает наизусть...
Всех с праздником Пресвятой Пасхи! Христос Воскресе!
Ираида ЕФИМОВА
Автор готова ознакомиться с архивом и воспоминаниями других выборгских переселенцев, телефон 8-921-787-16-22.