Жизнь - полная чарка!..

Мария Петровна стала рассказывать о своих родственниках:
- У меня много родни, со всех сторон хватает. Отец-то мой из дворян, правда обедневших. Мать его - дворянских кровей, Ариной звали, была с изъяном, на щеке - большое родимое пятно, вот и выдали ее замуж за сельского кузнеца Тихона в своей деревне Рындино Курской губернии, где было их беднеющее "дворянское гнездо". Кузнец по тем временам - уважаемый человек был, приданое какое-то дали Арине. Родилось у них четверо детей, в том числе мой отец, а вскоре революция… Мать моя, Глафира, была направлена в деревню Рындино учительницей - на ликвидацию безграмотности - и определена сельсоветом на постой к этой Арине. Там они и поженились с моим отцом. Отец стал военнослужащим, а мать - член партии - понимала, что его "дворянские корни" могут испортить карьеру, и все скрывала. Я узнала об этом недавно, когда стала продавать дом своей матери: в домовой книге было столько людей вписано-выписано; я стала мать спрашивать, что это за люди в нашем доме были прописаны. Она и рассказала, что это все братья-сестры и племянники моего отца. У Арины-то братья полдеревни "оброднили" - все друг с другом роднились, друг друга выручали; ну, и мать моя как стала их родней, тоже обязана была всех привечать. Ну, тогда, чтобы из деревни выбраться, нужно было, чтобы кто-то в городе тебя прописал. Мать моя никому из отцовской родни не отказывала...
Я пытаюсь уяснить сложную родственную схему, и мы вместе с Марией Петровной вычерчиваем "родовое дерево" их семьи. Дерево получилось очень "ветвистым". Мария Петровна, вздыхая, перебирает семейный архив. Мое внимание привлекает солидный документ 1909 года - свидетельство, в котором записано каллиграфическим почерком черной тушью: "По Указу Его Императорского Величества из Курской Духовной Консистории… в том, что метрическими книгами Курской Епархии города Старый Оскол Покровской церкви, в архиве Консистории хранящимися, состоит в записях под № 11: тысяча девятьсот девятого года, января тридцатого повенчаны: слободы Ламской крестьянин Стефан Алексеевич Божинов, православный, первым браком, 22 лет, и слободы Стрелецкой крестьянка Мария Михайловна Игнатова, православная, первым браком, 17 лет. Поручителями были деревни Лугова Знаменской волости крестьянин Симеон Приголовкин… (всего 3 поручителя - из крестьян). Таинство брака совершал протоиерей Михаил Руднев. Свидетельство сие гербовым сбором оплачено". Мы рассматриваем фотографию 1911 года, где Мария Михайловна - бабушка Марии Петровны - держит на руках Глафиру (мать Марии). Я с удивлением вглядываюсь в черты лица Марии Михайловны на фотографии столетней давности и смотрю на Марию Петровну: одно лицо, даже прическа такая же.
- Да вы копия своей бабушки!
- Это моя бабушка по матери, Мария, была замужем за Степаном. А сестра ее Пелагея - будущая монахиня - вот стоит, модная такая была, с тонкой талией. Дед Степан работал железнодорожником, характер у него был тяжелый. После революции он работал на станции Ксеньевская в Сибири дежурным по депо. Пришел командир и потребовал у него паровоз - там шло какое-то наступление. А дед не смог дать паровоз, поругался с этим командиром, и деда за это арестовали. Нам позже сообщил об этом его друг. Под следствием дед и умер, больше его бабушка не видела и всю жизнь прожила одна. Бабушка больше моим воспитанием занималась, чем мать, которая была занята на учительской работе. Бабушка очень хорошо вела хозяйство и меня учила да все наказывала, чтобы я сама училась, ни от кого не зависела материально; рассказывала, как тяжело женщине быть неграмотной... Бабушка рассказывала, что до революции женщины не имели никаких прав, сидели дома с детьми и ждали, что даст им муж, а сами не могли ничего заработать. Хорошо, если с мужем повезет… И слова мужу поперек нельзя сказать - ведь он единственный кормилец и хозяин… Как-то раз бабушка сделала дедушке замечание, что он в грязных сапогах зашел в избу, где она только что вымыла-выскоблила пол (полы-то некрашеные тогда были). А дед в ответ на это вышел во двор, зачерпнул ведро чернозема и высыпал на пол в избу - знай свое место, женщина! Поэтому бабушка приложила все силы, чтобы обе дочери - моя мать Глафира и ее сестра Зоя - были образованными. Но надо сказать, что это особого женского счастья не принесло им - образование оторвало их от семьи: мама работала и в школе, и в райкоме партии, и не научилась вести домашнее хозяйство. А когда умерла бабушка, то моя мама и ее сестра - уже старые - стали беспомощными, так как оказались неприспособленными к ведению домашнего хозяйства. А отец мой все-таки ушел от матери после войны, и мать тоже жила одна, как и ее сестра…
…Ну, о женском счастье на Руси еще Некрасов писал: "А бабам на Руси - три петли: шелку белого, другая шелку черного, а третья шелку красного - в любую полезай!" Хоть в царское время, хоть в советское, хоть в перестроечное демократическое - или терпи, или сама вези…
Мария Петровна вспоминает, что после войны многие женщины остались без мужей и поднимали детей одни. Особенно она с восхищением вспоминает свою соседку:
- Дом у них был - саманная мазанка: коровий навоз с глиной смешивали и этим чинили-латали мазанку. Жили так бедно, что коровы у них своей не было. Вот стадо коров прогонят по улице, соседка бежит с ведром навоз от чужих коров собирать, тут же смешает его с глиной и обмажет пол земляной заново. Запах навоза стоит! Но теплый дом был зато! Было у этой соседки четверо детей, и всех она выучила, высшее образование всем дала: крутилась как белка в колесе. У нас узловая станция была, все поезда на юг проходили. Так эта соседка по расписанию бегала на станцию продавать горячую картошку с соленым огурцом - с этого и кормилась вся семья. Картошку вырастят, а потом мать варит ее и продает пассажирам. Мы все думали, что это несерьезное занятие, а получилось - всех она вырастила, отправила на учебу и помогала материально, пока учились дети.
…Мы с Марией Петровной одеваемся по старинке (все закрыто от мух-слепней, глухо повязываем платки) и отправляемся с граблями на покос, куда до нас уже прибыл Иван Александрович, накосивший заранее травы, которая подсохла и благоухает летним разнотравьем. Иван Александрович, довольный, стоит средь скошенной травы и широким жестом показывает:
- Во! Все мое!
- Да уж не хвастай! Скажи спасибо, "новые русские" скотину не держат, а то еще лет десять назад ругались с местными из-за покоса. Сейчас хорошо - носа сюда никто не показывает, крутые у нас соседи - коттеджи настроили, все их боятся… А они сами просят нас выкосить перед их домом, а то травы высокие - ничего им не видно, обзору мешают. Вот мы и жируем - сена много накашиваем своей скотине, - объясняет Мария Петровна.
"Жированье" оказалось тяжелым: я сгребала подсохнувшее сено в валки, потом в маленькие копны и удивлялась, как на седьмом десятке лет Мария Петровна с легкостью накалывала эти копешки и несла над своей головой копну метра полтора в диаметре к своему мужу, который укладывал поднесенное сено в большой стог. Я взмокла, а старикам хоть бы что! Еще и подшучивают!
После работы на сенокосе я растянулась "в горизонталь", с непривычки ныла спина. А Иван Александрович, ничуть не выражая усталости, стал готовиться к моему отъезду - освежевал забитого им по этому случаю кролика и преподнес мне готовую тушку:
- Ну вот, Ираида Васильевна, это тебе за работу на сенокосе. Молодец, хорошо работаешь, нам помогла.
Мне было неудобно:
- Ну что вы! Какая там от меня помощь!
Но все-таки подношенье приняла, приятно, знаете ли… Да и кролика в сметане с детства не ела. Мои корни тоже крестьянские, на всем натуральном выросла. Но как-то так получилось, что все мы рано оторвались от земли.
Мария Петровна вспоминает:
- Работала я немного после техникума в Калининской области. Это были 60-е годы. Деревни тогда уже опустели, вся молодежь поехала на целину в Казахстан осваивать новые земли - это был призыв партии. А свои земли зарастали бурьяном. Я уже тогда понимала: неправильно это, да об этом даже нельзя было говорить, - ведь против политики партии и правительства запрещено было выступать. Ох, и намучилась я тогда. Молодая еще была, не знала, как быть, - план надо выполнять, а возможностей нет. В хозяйствах тогда все еще на лошадях держалось. А ведь лошадь, как сейчас шины у автомобиля, - надо дважды в год перековать (подковы летние и зимние). А в деревнях остались одни старики. Вот ищешь кузнеца, найдется какой-нибудь дед, перекует лошадь, а на следующий раз приезжаешь - этот дед уже умер, надо искать другого. Одни старухи оставались в деревнях. А план давался по заготовке сена - в лес мужиков со стройки отправляли. Я все переживала - почему мужики так долго в лесу на сенокосе. А потом оказалось, что они сначала тайно себе сена наготовят, потом для государственных нужд заготавливают. Надо было приспосабливаться, изворачиваться, чтобы свое хозяйство держать. Не все это смогли…
Да, для ведения сельского хозяйства надо не только молодые здоровые силы, но и опыт, накопленный поколениями. Таких, как Мария Петровна и Иван Александрович, мало осталось.
- Большие изменения произошли в стране, когда мы были на Дальнем Востоке; вернулись в 1976 году, а здесь уже новые порядки: уважаемыми людьми стали официанты, кладовщики. Помню, муж двое суток сидел в аэропорту - даже по военному билету не мог купить билет на самолет, в кассе говорили, что нет билетов. Потом ему подсказали - дай "сверху" официанту, он любой билет на блюдечке принесет. Так оно и вышло: дали деньги и 100 рублей "сверху", через несколько минут у нас уже был билет на нужный рейс. Удивлялись мы тогда: до этого военные были уважаемыми людьми, в военных городках снабжение по лучшему разряду, и вдруг все переменилось… Так больше мы и не поднялись материально, кое-как концы с концами сводили. Я хоть и жена офицера, а приходилось работать, чтобы семью прокормить, - одной зарплаты мужа не хватало. Дети были брошены: я, как и моя мать, отправляла своих детей в Старый Оскол к бабушке. Как-то моя старшая дочь упрекнула, что не я ее воспитала, а "радионяня" - была такая передача; дочь сидела одна дома и слушала ее, - горько вспоминает Мария Петровна.
- Это правда, - подхватываю я. - Тоже сидела дома одна и слушала эту передачу, а мама с папой много работали, чтобы нас троих прокормить. А мой сын вспоминает радиопередачу "кота Мурыча", он тоже сидел дома один, а мне приходилось много работать. Сейчас и слушать, и смотреть нечего - одна реклама да криминальная хроника…
Мы повздыхали, поохали, вспоминая былые дни. Далеко за полночь ушла от меня Мария Петровна. По заведенному порядку я смотрела в окно, как она одна пересекает ночной двор, поворачивается на мои окна, мы машем друг другу рукой - все в порядке. Я слежу, как за Марией Петровной закрывается дверь в ее подъезд…
…Этой осенью Мария Петровна мне сообщила, что муж ее заболел, уехал с хутора в госпиталь, она осталась на хозяйстве одна с козами, с курами, кроликами, собакой и кошкой с котятами. Сена, слава Богу, заготовлено на зиму много…

Ираида ЕФИМОВА